Шрифт:
Михаил Прудников
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. ЗА ЧАС ДО ВОСХОДА СОЛНЦА
Шла семнадцатая ночь войны.
Над клочком земли, который еще совсем недавно был нашим, а теперь в военных документах именовался "ничейной полосой", изредка вспыхивали ракеты.
Повисая над предрассветной пеленой тумана, ракеты освещали истерзанную, покалеченную землю. В их лишенном жизни голубоватом мерцании все казалось призрачным. Там, где только вчера покачивались созревающие колосья ржи, лежало голое,
Выбив из села отряд боевого охранения, немцы подожгли село. Оно горело весь вечер и всю ночь: огонь перекидывался с крыши на крышу. Оранжевые языки пламени вырывались из окон и дверей, отплясывали бешеный танец. А когда рушились балки и стропила, фонтаном взлетали и рассыпались вокруг искры...
Еще вчера у перекрестка двух проселочных дорог стоял вековой дуб. Он крепко держался за землю могучими корнями, бросая вокруг щедрую тень. Местные жители всегда помнили его таким - крепким и спокойным. Казалось, он бессмертен, как небо над ним, как плывущие облака, как блеск звезд.
Сейчас, под утро, в зловещих отблесках затихавшего пожарища, могучее дерево возвышалось огромным черным силуэтом. Как бы взывая о помощи, дуб простирал вверх свои обуглившиеся, помертвевшие сучья. В его дымившееся тело впились осколки снарядов, как раз там, где чей-то нож вырезал в коре сердце, пронзенное стрелой...
Казалось, вокруг нет ни единой живой души, все разбито, уничтожено, стерто огненным смерчем войни.
Но на самом деле в траншеях, блиндажах, укрытиях шла напряженная жизнь. Поеживаясь от предутреннего холодка, люди в окопах всматривались в даль воспаленными от бессонницы глазами, у телефонных аппаратов замерли связные, дежурили радисты с наушниками.
В ту ночь немецкие радисты прифронтовой полосы уловили в привычной многоголосой симфонии эфира дозывные неизвестной рации. Заглушая треск, шорохи, гудение, эти сигналы врывались в наушники неожиданно и властно.
"Ти-ти-та-та, ти-та-та-ти!" - кричал кто-то далекий и неведомый.
Позывные звучали во многих наушниках. То пропадая среди помех, то возникая вновь, они как бы чего-то требовали.
Призыв был закодирован, и лишь одно слово - оно повторялось периодически - шло открьпым текстом:
"Ураган", "-Ураган".
За час до восхода солнца рация замолчала.
На рассвете два грузовика с немецкими автоматчиками подъехали к опушке леса. Солдаты окружили район, где, по данным радиопеленгатора, находилась неизвестная рация.
Гитлеровцы действовали молча, постепенно сужая кольцо.
Операцией руководил молодой высокий узколицый офицер в черном мундире. Бесшумно ступая по густой траве, он осторожно раздвигал мокрые ветки. В лесу было сумеречно, лишь на верхушках деревьев, уже освещенных лучами солнца, весело щебетали птицы. Клочья молочно-снзого тумана цеплялись за кусты, сползали через вороха свежей глины в воронки.
Движения офицера становились все осторожнее.
Вдруг шедший сзади него солдат споткнулся, и офицер, резко обернувшись, сунул кулак ему под нос.
– Тише ты, мерзавец!
– выругался он свистящим шепотом.
Сузив глаза, офицер внимательно всматривался в предутренний сумрак. И вдруг остановился: впереди послышался шорох. Гестаповец прижался к дереву, судорожно сжав в руке парабеллум. Из кустов выскочил солдат и, поправляя на ходу пилотку, крикнул:
– Здесь, господин офицер! Здесь!
Они выбрались на узкую полянку, где полукругом стояло человек шесть солдат. Серо-зеленые мундиры почтительно расступились, и офицер увидел под низко склонившимися ветками орешника лежащего ничком человека. Его правая рука, вытянутая вперед, лежала на краю серого ящика, похожего на дешевенький чемодан. Пальцы, лиловатые у ногтей, стискивали головку телеграфного ключа.
Грязь забрызгала серую рубашку и мокрые от росы брюки, комочки глины застряли в светлых спутавшихся волосах.
Под левым боком маслянисто краснела трава.
Минуту все стояли молча. Зрелище было неожиданным. Казалось, потерявший сознание, истекающий кровью радист все еще посылал в эфир сигналы. Звал ли он в последние минуты на помощь, или рука привычно, механически выстукивала знакомые точки и тире?
– Отнесите в грузовик, - кивнув на радиста, приказал гестаповец.
Он был явно разочарован - надеялся вернуться из лесу с толпой русских штабных офицеров, понуро бредущих под конвоем его солдат! А вместо такого триумфа, сулящего награду, - единственный трофей - полуживой радист, по-видимому, переодетый красноармеец.
Солдаты почему-то долго возились около русского.
Офицер нетерпеливо дернул плечом.
– Что случилось?
Оказалось, что окостеневшие пальцы радиста невозможно было оторвать от ключа. Тяжело дышавший рыжий ефрейтор выругался. Он разогнулся и рукавом вытер вспотевший лоб.
Теперь радист лежал на спине. Офицер увидел совсем еще молодое лицо с белесыми бровями, в моршин
ке у переносья застыла боль. Взгляд полуоткрытых глаз был неподвижен. По животу расплылось коричневое пятно.
Раненого положили на брезент. Офицер подозвал фельдфебеля и приказал прочесать вокруг лес, а также тщательно осмотреть траву и воронки вокруг рации.
Когда офицер вышел на опушку, над огромным полем сожженной ржи вставало солнце.
К машине радиста принесли уже мертвым.
2. ШОФЕР ИЗ МОСКВЫ
В глубокой тьме Алексей Попов бежал по шоссе.
Спотыкался, падал, вскакивал и снова бежал. Что-то очень тяжелое давило ему на плечи и мешало. Сбросить этот груз он не мог. Алексей знал: во что бы то ни стало должен освободиться от этой помехи, но не было сил.