Особый отдел и око дьявола
Шрифт:
Вокруг было пасмурно, как поздним вечером, а свет, озарявший этот мир, имел ядовито-жёлтый оттенок. В плотном воздухе не то плавали, не то порхали бурые комья, похожие на клочья мха.
Повсюду, насколько хватало глаз, происходили бурные и скоротечные катаклизмы. Горные пики проваливались в огненную бездну. Лавовые реки поминутно меняли русла. Кочующие озёра, едва соприкоснувшись между собой, взрывались, точно вулканы.
Продолжая падать, Цимбаларь на некоторое время ушёл под землю, где не было ничего интересного, а вновь оказавшись на поверхности,
Как и всё вокруг, стеклянные деревья пребывали в постоянном движении – трясли рогатыми, безлистными кронами, водили хороводы, менялись местами.
Затем откуда ни возьмись появился шар, величиной не уступавший куполу Тадж-Махала, и зигзагами покатился через лес, вбирая в себя стеклянные деревья, не успевшие от него увернуться.
Со всего разгона шар налетел на Цимбаларя – мелькнуло прихотливое нагромождение кристаллических внутренностей – и помчался дальше, а уцелевшие деревья поспешно вернулись на освободившееся место. Танец, продолжавшийся, наверное, тысячи лет, возобновился.
А Цимбаларь уже скользил над поверхностью лавовой реки, которая несла на себе не только отдельные камни, но и целые скалы. Переливаясь с уступа на уступ, она вздымала мириады брызг, застывших по берегам величественными узорчатыми башнями, словно бы выкованными из золота божественными кузнецами.
И так длилось до тех пор, пока огнедышащая река не слилась с огнедышащим океаном, над которым стояла зловещая дымка вселенского пожара. Разнонаправленные приливные силы заставляли океан постоянно менять конфигурацию своих берегов, зачастую обнажая дно. То, что творилось на этом дне, заслуживало отдельного рассказа…
А на горизонте уже вставал пирамидальный остров, к которому и стремился Цимбаларь (вернее, бестелесное и неуязвимое создание, частицей которого он сейчас являлся).
Остров венчали четыре утёса, имевших отдалённое сходство с человеческими фигурами. И по мере того, как Цимбаларь приближался к острову, они превращались в громадных багряных истуканов, смотревших на четыре стороны света…
Очумевшие люди рванулись к выходу, едва не растоптав Цимбаларя и Людочку, оказавшихся на их пути. Девушка была бы и рада открыть дверь, но её так прижали к стене, что даже пальцем не шевельнёшь.
Какая-то старуха, столкнувшись с Цимбаларем нос к носу, завопила: «Дьявол! Дьявол!» – и тут же хлопнулась в обморок. Толпа сразу отхлынула от дверей.
Кондаков, воспользовавшись удобным моментом, объявил со сцены:
– Призываю присутствующих к спокойствию! В связи с чрезвычайными обстоятельствами результаты выборов считаются аннулированными. Расходитесь по домам. О дате новых выборов вы будете извещены отдельно.
Люди постепенно приходили в себя, освобождаясь от власти очередного кошмара. Причитать продолжали лишь
Интерес к выборам, и без того пустяшный, пропал окончательно. Бабам хотелось поскорее добраться до дому, а мужчинам – вдребезги напиться.
Совсем другого мнения придерживалась Валька Дерунова – несостоявшаяся староста.
– Нет, погодите! – запротестовала она, устремляясь к президиуму чуть ли не по головам присутствующих. – Да какое вы имеете право игнорировать народную волю! А ну оглашайте результаты, мать вашу через трамвай!
Не дожидаясь, когда председательствующий выполнит её требования, кстати сказать, вполне законные, Валька сама принялась считать бюллетени, уже рассортированные на столе. При этом она демонстрировала сноровку, свойственную, пожалуй, только банковским кассирам и базарным торговкам.
– Это Михеича! Это Кирюхи! Это Парамоновны! Это Пашки Гуськова! А вот и мои! Хорошенькая кучка. Столько за один присест не насеришь… Раз, два, три… десять… двадцать… сорок… шестьдесят… шестьдесят четыре. Моя победа!
– Ошибаетесь, – сухо произнёс Кондаков. – Победу в первом туре обеспечивают лишь пятьдесят процентов голосов плюс ещё один голос. Всего в Чарусе зарегистрировано сто тридцать выборщиков. Вот и получается, что у вас не плюс один, а, наоборот, минус один голос. Идите домой и готовьтесь ко второму туру.
Зинка Почечуева была настроена куда менее дипломатично.
– Съела? – с нескрываемым злорадством выкрикнула она. – Хрен тебе, а не победа!
Ещё неизвестно, чем бы завершилась эта перепалка, поскольку обе дамочки уже нацелили друг на друга острые коготки, у Зинки покрытые розовым лаком, а у Вальки чёрным, но отец Никита и сыродел Страшков хором заявили:
– Вы не учли наши голоса, поданные в поддержку Деруновой. Примите бюллетени.
Даже забыв поблагодарить своих благодетелей, Валька ощерилась на Зинку:
– Говоришь, хрен мне? А я от этого товара никогда и не отказывалась! Тебе же, сучонка, сырую морковку сосать придётся.
Дабы пресечь дальнейшую конфронтацию, грозившую оставить Чарусу либо без библиотекаря, либо без свежеиспечённой старосты, Кондаков стал энергично трясти левую руку Вальки, всегда считавшуюся у неё ударной, как и у олимпийского чемпиона Валерия Попенченко.
– Поздравляю вас с избранием на этот высокий общественный пост… Уверен, что вы оправдаете оказанное вам доверие.
Вырвав руку, Валька решительным тоном заявила:
– Чтобы завтра же мне была официальная бумага, подтверждающая всю эту сегодняшнюю бодягу. И соответствующее служебное удостоверение. Ясно?
Зинка, от греха подальше отступившая в зал, ехидно поинтересовалась:
– А торжественной инаугурации с фейерверками и шампанским ты не хочешь? Тогда я побегу звонить президенту России и канцлеру Германии!
– Не забудь ещё патриарха всея Руси и папу римского! – не осталась в долгу Валька.