Особый отдел и око дьявола
Шрифт:
Итоги собрания обсуждали по радиосвязи – после столь бурных событий в больничке ожидался наплыв пострадавших, а на опорном пункте жалобщиков.
– Давайте пока не будем о персоналиях, – сказала Людочка. – Определим для себя: что может означать это видение?
– Элементарно, леди Ватсон, – ответил Цимбаларь. – Не покидая деревню Чарусу, мы умудрились посетить космическое тело, скорее всего, не принадлежащее к Солнечной системе.
– Почему ты так решил?
– В небе отсутствовали знакомые
– Есть гипотеза, что сходные условия могут существовать на гигантских планетах типа Юпитера и Сатурна, где громадное давление придаёт веществам самые невероятные свойства… Впрочем, я имела в виду совсем другое. Сейчас меня интересует не само видение, в общем-то достаточно понятное, а его значение… Сейчас объясню. Тот, кто инициировал видение, как бы продемонстрировал нам, что для него не существует ничего невозможного. Никаких границ – ни во времени, ни в пространстве.
– Хочешь сказать, он угрожает нам?
– Это само собой. Оглашение смертного приговора в третий раз – случай, судя по всему, чрезвычайный. Многие, наверное, восприняли его как руководство к действию. Ведь недаром одна старуха опознала в тебе дьявола.
– Да и на меня многие смотрели волком, – сообщил Кондаков, до этого хранивший молчание. – Особенно в первые минуты.
– Вот я и подумала: а может, демонстрация далёких планет имеет какой-то завуалированный смысл? – продолжала Людочка. – Дескать, вы столкнулись с явлением космического масштаба, а потому лучше не путайтесь под ногами. Отойдите в сторонку, пока не поздно.
– Откуда вдруг такой гуманизм у тех, кто уже убил два десятка человек?
– Это не гуманизм, а прагматизм. Нас признали достойными противниками и предлагают – возможно, в последний раз – разойтись полюбовно… Тихонько дождаться весны и убраться отсюда, желательно навсегда.
– Если допустить, что это действительно так, то лучше прикинуться непонятливыми, – сказал Цимбаларь. – Сама знаешь, я не сторонник сделок. Ни с людьми, ни с призраками.
– Вы, Пётр Фомич, придерживаетесь сходного мнения? – поинтересовалась Людочка.
– Ещё бы! – ответил Кондаков. – Да и поздно уже идти на попятную. Столько набедокурили! Хотя чувствую, что скоро под нашими ногами начнёт гореть земля.
– Тогда будем считать, что с этим вопросом покончено, – сказала Людочка. – Поговорим сейчас о вероятных инициаторах видений или, как выражается Сашка, о людях-запалах. Подозрение в равной мере падает на двоих – священника и сыродела.
– Люди-то все какие уважаемые, – вздохнул Кондаков. – Мы от них, кроме добра, ничего не видели.
– Борька Ширяев тоже слыл милейшим человеком, – возразил Цимбаларь. – За исключением тех моментов, когда он терял над собой контроль и убивал, подчиняясь неизвестно
– Ты не допускаешь возможность того, что Ширяев был единственным здешним киллером? – с затаённой надеждой произнёс Кондаков.
– Вряд ли, – сказал Цимбаларь. – Он признался только в двух убийствах. Это десятая часть от зарегистрированных.
– А вдруг все жители Чарусы и в самом деле страдают какой-то редчайшей, ещё не известной науке болезнью. – Чувствовалось, что эта мысль уже давно занимает Людочку. – Отсюда все их беды и, соответственно, наши заботы.
– Мы не врачи, а сыщики, – сказал Цимбаларь. – Даже если Черенкова убили больные люди, это всё равно преступление… Кроме того, не забывай, что аналогичные эксцессы случаются и на другом конце света, в штате Юта. Вряд ли кто-нибудь из индейцев навахо мог заразиться от здешних жителей.
– И всё же я свяжусь с компетентными американскими органами, – промолвила Людочка. – Если в тех краях проводились серьёзные медицинские исследования, пусть поделятся с нами результатами. Возможно, это даст какую-нибудь зацепку.
– Свяжись, телефон-то казённый, – сказал Цимбаларь. – Но сейчас нам нужно решать другое: что делать со священником и сыроделом?
– У тебя есть на них улики? – спросила Людочка.
– Сама знаешь, что нет.
– Тогда остаётся только наблюдать, фиксировать и анализировать. Вряд ли местным жителям понравится, если мы возьмём в оборот столь уважаемых граждан… Будем надеяться, что человек, которого мы ищем, выдаст себя сам.
– Это то же самое, что ждать у моря погоды, – возмутился Цимбаларь. – Ты, Лопаткина, навязываешь нам чуждые методы. В конце концов, здесь не Америка. Нечего строить из себя правозащитницу.
– Лично я с Людмилой Савельевной согласен, – подал голос Кондаков. – На нашей шее и так уже висят два пожара и три трупа. Впредь надо поаккуратней действовать… А сейчас извините меня. Прибыл пациент. Похоже, придётся накладывать гипс.
После того как Пётр Фомич отключился, последовала тягостная пауза. Обсуждать, по сути, было нечего. Эксперимент, потребовавший столько хлопот, закончился практически ничем. Ведь, по большому счёту, всё случившееся в клубе могло быть лишь игрой случая. Для пользы дела ситуацию не мешало бы повторить, но предложить такое просто язык не поворачивался.
Первым молчание нарушил Цимбаларь. К теме закона и произвола он больше не возвращался.
– Как там Ваня?
– Рыскает где-то с ребятами. Иногда мне кажется, что он впал в детство. Одного боюсь: как бы под его влиянием школьники не приохотились к курению и пьянке. Вот позор-то будет!
– Тем не менее дети – единственные, кто целиком принял нашу сторону. Помнишь, как они колотили старух возле опорного пункта? Между прочим, своих бабушек. Это дорогого стоит.
– Относись к моим словам как угодно, но у тебя с Ваней много общего. Вы ни в чём не знаете удержу.