Особый отдел и око дьявола
Шрифт:
– Вернёмся к этому гипотетическому оку, – сказал Цимбаларь, которому в бытность сотрудником особого отдела приходилось выслушивать истории и похитрее. – Ты призналась, что являешься его частицей, хотя и не особо важной. А важные частицы можешь назвать?
– Боюсь, что это просто невозможно. Большинство сельчан, наверное, и не догадываются о своём истинном предназначении. Ковыляет по улице какой-нибудь согбенный старик, а на самом деле он главный компонент зрачка или зрительного нерва.
– Если есть зрительный нерв, где-то должен быть и мозг.
– Не
Пробежав глазами текст и посмотрев через листок на свет, она констатировала:
– Бумага действительно наша… Печатали на «Рейнметалле», который стоит в бывшей колхозной конторе. Туда любой желающий может зайти… Но определённо могу сказать лишь одно: человек, написавший это, не просто частичка дьявольского ока, в отличие от других он – частичка сознательная. А потому ещё более опасная, чем какой-нибудь неосознанно действующий вахлак.
– Хочешь сказать, что он способен на преднамеренное, детально разработанное убийство?
– Люблю догадливых мужиков… Хотя по жизни ты совсем другой, – с томным взором добавила Зинка.
– Черенкова мог убить именно такой человек?
– В общем-то да.
– Спасибо за ценную информацию, – Цимбаларь решил, что задерживаться сверх необходимого не стоит. – Если вспомнишь ещё что-нибудь важное, немедленно сообщи мне.
На прощание Зинка сказала:
– Главное, не допускайте новых видений. Иначе вся деревня скопом накинется на вас. Не позволяйте людям собираться толпой. Никаких гуляний на Масленицу. Попроси священника, чтобы он отменил воскресные службы… Опасность для вас действительно существует, но ангелы, дьяволы и прочая мистика – это чистая условность. С тем же успехом наша деревенька может называться Оком Шивы или Задницей Перуна. Не надо концентрировать на этом внимание.
Цимбаларь был уже за калиткой, когда она, даже не накинув платок, вновь выглянула из сеней.
– Я вспомнила, кому ещё давала общие тетради. Одну в церковь, учитывать пожертвования. Другую в мехмастерскую, вести журнал по технике безопасности. И третью в сыроварню, неизвестно для чего.
Хотя обеденное время уже миновало, от Зинки Почечуевой Цимбаларь направился к Парамоновне. Тягу к пище отшибает жара, но отнюдь не холод.
Старуха затеяла большую стирку, однако дорогого гостя голодным не оставила. Пока в печи разогревался вчерашний борщ, до этого представлявший глыбу бордового льда, она быстро напекла пшеничных блинов, которые предполагалось употреблять как со сметаной, так и с яичницей-глазуньей.
На кухне было очень парно. Вода грелась в большом котле, вмурованном прямо в русскую печь и предназначавшемся
– Сегодня меня возчик конём сшиб, – сообщил Цимбаларь, макая горячий блин в плошку со сметаной. – Причём нарочно. Но я ему, конечно, выдал по первое число. Долго будет меня помнить.
– А что за возчик? – поинтересовалась старуха, собираясь зачерпнуть очередное ведро кипятка.
– Я его фамилию как-то и не спрашивал, – ответил Цимбаларь самым беспечным тоном. – Бородатый такой, и вся рожа, как этот блин, лоснится. Под дурачка косил.
– Конь у него гнедой?
– Вроде того.
– Жеребец?
– Ага… Ещё та зверюга!
Наступило молчание, казалось бы не обусловленное никакими конкретными факторами. Парамоновна в напряжённой позе застыла возле печки. Но и Цимбаларь, сегодня уже получивший хороший урок, держался настороже. Даже беседуя с в общем-то безобидной Зинкой, он заранее продумал тактику обороны.
Когда Парамоновна наконец-то повернулась, вид её был страшен, и это обстоятельство особенно усугубляло ведро с кипятком, прыгавшее в руках.
– Да ведь ты моего любимого племяша Саньку Васякина обидел, – негромко сказала она, поднимая на Цимбаларя глаза, достойные невесты Вия. – Как же ты посмел, рвань поганая? Он же с самого детства бешеной собакой напуганный. Я тебя сейчас как курёнка сварю.
Широко, по-мужски размахнувшись, старуха плеснула кипятком в Цимбаларя. Губительная влага ещё только начала свой полёт, когда участковый перевернул массивный обеденный стол и юркнул под его прикрытие с проворством, достойным мышкующего хорька.
Теперь на кухне вообще ничего не было видно. Сквозь горячий туман доносились звуки, свидетельствующие о том, что сумасшедшая старуха ухватом вытаскивает из печи горшок с борщом, успевшим к тому времени дойти до готовности. Это оружие, на пятую часть состоявшее из клокочущего жира, было пострашнее простого кипятка.
Применять к старухе приёмы самообороны – означало осрамиться на всю жизнь. Стрелять – тем более. Пришлось воспользоваться подручными средствами, причём полагаясь больше на слух, чем на зрение.
И хотя две первые табуретки пролетели мимо цели, третья – судя по заячьему вскрику ошпаренной старухи – обезоружила её, а последняя сбила с ног. Но ликовать было рано. Поверженный враг заслуживал не только снисхождения, но и немедленной помощи.
Понимая, что лучшее лекарство сейчас – это свежий воздух, Цимбаларь выволок Парамоновну во двор, где и повторил с ней трюк, однажды уже проделанный Ваней возле опорного пункта, то есть хорошенько окунул в снег.
Спустя минуту старуха опомнилась и повела вокруг выпученными глазами, в которых быстро угасал огонь недавнего безумия. В её седых волосах застряли свекольные дольки, а к морщинистой щеке прилип кусочек разварившейся моркови.