Особый отдел и тринадцатый опыт
Шрифт:
– Ну и дыра! – произнёс грубый голос с отчётливым кавказским акцентом. – И как тут только люди живут!
– Уж не хуже, чем в ваших саклях, – возразил другой голос, не менее брутальный, но по-московски акающий. – Не стой столбом, бумаги ищи!
– Темно, как в могиле. Давай отвесим шторы, – предложил кавказец.
– Я тебе сейчас так отвешу, что лезгинку на зубах сбацаешь! – пригрозил москвич, видимо, бывший у них за старшего. – Лучше фонарик включи.
Тонкий электрический луч, скользнув по покрывалу, за которым таился Цимбаларь, пошёл
– Что это за рожи? – удивился кавказец. – Родня?
– Дурак! Это иконы! – возмутился москвич. – Ты разве в церкви не бывал?
– Плевал я на вашу церковь.
– Молчи, нехристь! Бог накажет! – пригрозил москвич.
– Испугал! У меня свой бог, Аллах. Его на стенах рисовать нельзя.
И голоса, и шаги, и свет фонарика удалялись. Похоже, что незваные гости проникли в каморку, которую прежде занимал Шестопалов.
– А вот и книги! – обрадовался кавказец.
– На хрен они нам, ты бумаги ищи! – отозвался москвич.
– Нет никаких бумаг! Если не веришь, сам посмотри.
– Должны быть! Ищи! Без бумаг возвращаться нельзя. Клим с нас три шкуры спустит.
– Нету ничего… Кто-то, наверно, забрал… – В голосе кавказца послышалась растерянность. – Раньше нас пришли…
– Молчи! – Москвич сам понизил голос, словно бы прислушиваясь к чему-то.
– А что я такого сказал? – обиделся несообразительный кавказец.
– Вообще молчи! – прошипел москвич. – Неладно здесь как-то… Сигаретным дымом пахнет.
– Наверно, хозяйка прежде покуривала…
– «Парламент»? – В голосе москвича послышался сарказм. – Ты думай, что говоришь! А то всё наверно да наверно. Почему в гостиной откупоренная бутылка водки стоит?
– С поминок, наверно, осталась…
– Опять своё заладил! У нас с поминок ничего не остаётся, как и со свадеб. Я так полагаю, что эту водку специально для нас поставили. Только сначала клофелинчика добавили. Думают, мы сдуру хлобыстнём и зададим храпака… Надо отсюда сматываться, пока железный петух не закукарекал.
Почти одновременно щёлкнули два взводимых курка, и Цимбаларь, на которого этот звук действовал примерно так же, как волчий вой на кабана-секача, понял, что оказался в весьма и весьма щекотливом положении. Схватка с вооружёнными бандитами вряд ли могла завершиться в его пользу – тесная квартирка не давала ни возможности для манёвра, ни надёжного укрытия. Однако упускать эту парочку тоже было нельзя – пусть они даже и не причастны к серии загадочных взрывов, но к убийству Шестопалова, вне всякого сомнения, руку приложили.
Едва не чихая от осыпающегося сора, Цимбаларь ощупал низ старинной, возможно, ещё купеческой кровати, сработанной в те времена, когда о панцирной сетке даже и представления не имели. Похоже, он состоял из полуторадюймовых сосновых досок. Если приобщить к ним ватный матрас да парочку пуховых одеял, получится вполне сносная защита. Не броня, конечно, но пистолетную пулю остановит.
Стараясь не потревожить пышные постельные принадлежности, на которых нынешней ночью
А тут ещё как по заказу внизу хлопнула дверь подъезда и на лестнице раздался топот приближающихся шагов – это в сопровождении охранника прибыла заказанная проститутка.
– Шухер! – заорал москвич. – Засада! Уходим через чердак!
– Куда? Стоять на месте! Вы окружены! – рявкнул Цимбаларь и для острастки пальнул в потолок, вспомнив почему-то милицейскую прибаутку: «Первая пуля богу, вторая прокурору, а третья кому хошь».
В ответ дружно загрохотали сразу два пистолета, и квартира осветилась багровыми вспышками. Кровать, которую беспощадно гвоздили пули, сотрясалась, словно на ней и в самом деле сейчас занимались исступлённым сексом, но бандиты метили в центр, а Цимбаларь предусмотрительно сместился вправо, ближе к изголовью, где гора подушек давала дополнительную защиту.
Тут же припомнилась другая прибаутка, дошедшая до наших дней, наверное, ещё с военных времён: «Пришла беда – отворяй ворота, а началась пальба – не жалей ствола».
Дождавшись, когда бандиты займутся перезарядкой оружия, Цимбаларь открыл беглую стрельбу, целясь не в дверной проём, где на данный момент никого не было, а в тонкую фанерную перегородку, которая не могла остановить пули.
Такая тактика сразу принесла результат: один из бандитов истошно и коротко вскрикнул, словно собака, на которую наехала машина, а второй, пользуясь тем, что все помещения в квартире были проходные, бросился на кухню. Зазвенело оконное стекло, выбитое вместе с рамой, и пороховой дым, сгустившийся под потолком до консистенции грозовой тучи, сразу потёк в соответствующем направлении.
Памятуя о том, что здесь четвёртый этаж и любой человек, не относящийся к семейству бэтменов или к гильдии каскадёров, неминуемо разобьётся, Цимбаларь выглянул в окно и, к своему великому удивлению, увидел внизу живого и здорового бандита, бегущего к уже тронувшейся с места голубой «Тойоте», чья задняя дверца была предусмотрительно открыта.
Оказалось, что какой-то, простите за выражение, мудак ещё с вечера припарковал возле дома огромную грузовую автомашину, брезентовый тент которой и спас смелого прыгуна, послужив ему чем-то вроде страховочной сетки.
Намереваясь разглядеть хотя бы номер бандитской «Тойоты», Цимбаларь выхватил из кармана свою безотказную оптику, навёл её на раскинувшуюся внизу улицу Крыленко и сразу отшатнулся от окна.
Из-за угла противоположного дома выглядывал высокий и стройный молодой человек, всё время откидывавший с лица светлые непокорные волосы. Даже с такого расстояния нельзя было не узнать в нём Марата Желвакова. За всем происходящим он наблюдал не только с тревожным любопытством, но и с некоторой долей удовлетворения – дескать, теперь мы знаем, как встречают гостей в бабкиной квартире.