Осознание
Шрифт:
– Благородная… Косой, позови Каргу, да быстро. Клоп. Еще раз услышу твое мнение, голову оторву. Все равно тебе она не нужна, ты другим местом думаешь. Заткнулись все!
Перечить ему никто не рискнул, и над берегом повисло тяжелое молчание. Впрочем, ненадолго – вышеупомянутая Карга ждать себя не заставила. И кстати, не такая уж она была старая образина, как можно было подумать исходя из прозвища. Так, женщина на вид лет сорока или чуть больше, самое обычное лицо. Правда, мускулистая и не расплывшаяся, в мужской одежде, сшитой из волчьей шкуры безрукавке мехом наружу, и с коротким мечом у пояса.
Среди тех, кто собрался вокруг Карины, она
Несколько секунд она стояла перед Кариной, глядя на нее сверху вниз. Даже не столько из-за роста, хоть и была на голову выше девушки, а скорее, благодаря какому-то внутреннему превосходству. Потом усмехнулась уголками губ:
– Благородная… Ну-ка, снимите с нее штаны.
Энтузиазм приказ вызвал запредельный, но командир одним коротким рыком навел порядок, так что Карине пришлось вынести самое, пожалуй, жуткое унижение в своей жизни. И единственное, что она смогла сделать, – это укусить чью-то потную руку, за что ей тут же врезали по лицу, коротко и сильно, но без злости, просто чтобы не брыкалась. Ну а на ее вопли и вовсе никто внимания не обратил. Правда, сдернутыми штанами дело и ограничилось, после чего над девушкой склонилась Карга. Прищурилась, усмехнулась:
– Верните ей тряпки и киньте в трюм. На торгу возьмем хорошую цену.
– Но… – начал было тот, который поймал девушку, однако закончить фразу Карга ему не дала. Даже начать толком не дала, перебив сразу же:
– После тебя цена упадет по меньшей мере втрое. Как, готов компенсировать разницу?
Судя по недовольному ворчанью, парень был не готов расстаться с деньгами и сиюминутное удовольствие превыше кошелька не ставил. В результате Карина оказалась в трюме их корабля, сыром и вонючем, в компании еще десятка таких же, как она, парней и девушек, намертво прикованная за ногу цепью к вбитому в какой-то брус кольцу. Дальнейшее путешествие она продолжила в качестве рабыни, и нельзя сказать, чтобы ей это понравилось…
Джоанна
Ночью в лесу было страшно. Вроде и ничего особенного – так, слабый ночной ветер слегка шевелит листву и шумит в верхушках деревьев, где-то что-то поскрипывает, ухает вдали сова… Но звуки, которые днем могут вызвать лишь улыбку, ночью действуют совсем иначе. Не зря говорят, что в темноте все страхи материализуются, вот и сейчас Джоанне казалось, что недавно еще такой светлый и веселый лес превратился в нечто живое, огромное и страшное, склонившее над ней свою голову и рассматривающее с неподдельным интересом. Гастрономическим интересом – схарчить прямо сейчас или оставить на завтрак. Умом девушка понимала, что все эти ощущения – не более чем плод ее не в меру живого воображения, но страх от осознания этого факта исчезать почему-то не спешил. И даже лошади, которые спокойно паслись на поляне и не подавали никаких признаков тревоги, не могли ее успокоить. Так что сидела она, прижавшись спиной к шершавому стволу дерева, и напряженно вслушивалась в окружающие ее звуки.
Скорее всего, именно эти попытки услышать то, чего нет, и помешали ей разобрать тот звук, который был единственно важным. И винить в случившемся, девушка прекрасно отдавала себе в этом отчет, следовало только собственную невнимательность. Нет, разумеется, киборг
– А чего костер не развела? Не жарко сегодня.
– Не хотела внимание привлекать. Огонь ночью далеко виден, – ответила Джоанна после секундной паузы, надеясь, что смогла унять предательскую дрожь в голосе. В коленках не получилось, а с голосом вроде бы все нормально, «петуха» нигде не пустила.
Тем не менее киборг явно понимал ее состояние, и усмешку, скользнувшую по его губам, девушка почувствовала даже во мраке. В другое время подобное вызвало бы, как минимум, раздражение, но не сейчас – радость от того, что она наконец-то не одна, перевешивала негатив.
– Это смотря как разводить. – С этими словами Артур вышел на поляну, выбрал место и в два счета выкопал яму, на дне которой и запалил небольшой костерок. – Есть будешь?
Только сейчас Джоанна почувствовала, что голодна, да так, что, казалось, готова была корову съесть. А тут еще и принесенная киборгом еда пахла умопомрачительно вкусно. Интересно, где он все это взял, думала она, с удовольствием наворачивая копченый окорок и запивая его отличным вином. Артур, кстати, тоже не отставал, поглощая кусок за куском, и его челюсти двигались так, словно готовы были перемолоть даже ствол дерева, если тому придет в голову (хотя какие у деревьев головы) блажь встать между киборгом и обедом.
Наконец, когда чувство голода вначале притупилось, а потом и вовсе сменилось ощущением, что еще кусочек – и она взорвется, девушка откинулась назад и осоловелыми глазами посмотрела на Артура. Тот сидел и продолжал есть, неверные блики огня играли на его доспехах, которые он так и не снял. В душе Джоанны мелькнул огонек сочувствия – разумеется, доспехи у Артура необычные и наверняка очень удобные, но все же сидеть в них вряд ли доставляет киборгу большое удовольствие.
– Давай вылезай из своей брони. Я помогу, – нарочито грубоватым тоном сказала она.
– Не стоит. – Голос Артура звучал ровно и спокойно, хотя короткую, почти незаметную паузу Джоанна все же отметила. – Мне достаточно комфортно.
– Ты что, стесняешься?
– Чего? – Теперь в голосе Артура было слышно недоумение. Потом, очевидно поняв, что проще сделать, как просят, чем настаивать на своем, он встал. – Помогать не стоит, снимается это все легко.
Тем не менее Джоанна помогла в меру сил – как-то ей некомфортно было сидеть и глазеть, когда мужчина, уставший и только что вернувшийся с опасной (пусть и молчит, не признается, но это наверняка так) прогулки по тылам врага, еще и сам все делает. Ну, не так ее воспитывали. Так что чем могла – помогла. Если конкретно, оттащила его оказавшиеся неожиданно легкими доспехи в сторону и свалила в одну кучу. Артур протестовать не стал, из чего она сделала вывод, что поступила правильно. И по тому, с каким облегчением он растянулся на траве, Джоанна поняла: в доспехах отнюдь не так комфортно, как он пытался ей показать. Тоже нашелся, несгибаемый воин и настоящий мужчина. А на самом-то деле так же устает, как и все остальные, и так же ему бывает тяжело и больно. Впрочем, среди мужчин таких много. Пока не упадут, так и будут изображать несгибаемость. Это у них называется гордостью и мужским достоинством, хотя, если верить кое-кому из знакомых, мужское достоинство заключается совсем в другом…