Осознание
Шрифт:
– Ой, Эд, мы тут с тобой заговорились, а в столовой уже ягоды давно ждут! Ольга Дмитриевна нас же просила принести, – забеспокоилась девушка, – Наверное, и обед уже скоро, давай обратно возвращаться, – Эдвард ответил ей выражением искреннего и абсолютного равнодушия к данному факту, но спорить все равно не стал, забрав полные корзинки и направившись к лодке, все так же и стоявшей на своем месте.
Путь обратно оказался даже тяжелее, чем можно представить сначала, солнце вышло в зенит, и на поверхности реки не было ни одного укрытия от его прямых лучей, пекущих прямо в спину и голову. Непривычного к такой дозе ультрафиолета Эдварда быстро утомило, и можно было выжимать от пота, когда все-таки снова пристали к пристани.
Выбравшись из лодки и привязав к причалу нормальным
– Все в порядке, – махнул рукой, все еще улыбаясь от мысли про «отпуск», каким ему сейчас показался «Совенок». Насколько же надо растерять самоконтроль, чтобы начинать думать подобным образом? В любом случае, он уже слишком близко подошел к этой черте, но и повернуть данный процесс вспять не мог. Здесь просто не было опасностей, которые могли бы напрячь сознание и вернуть мысли в привычное течение, – Старую шутку вспомнил… – такого ответа для девушки достаточно, и она снова беззаботно пошла впереди, и ее походке, как Эдвард заметил, загруженный корзинками с земляникой, могли позавидовать многие придворные девицы.
Только вот до столовой дойти не получилось, уже на подходе к площади их безмятежная парочка была перехвачена пылающей от гнева вожатой, которая, кажется, не знала, куда себя можно деть. И, конечно, не нашла лучшего громоотвода, чем Эдвард, обнаружив его прямо по курсу.
– Добрый день, Ольга Дмитриевна, – прежде, чем вожатая успела рот открыть, поздоровался Эдвард, сбив ее с первоначально взятого темпа, – А мы тут землянику несем в столовую…- две полные корзинки не произвели на нее никакого впечатления, но желанной цели все же достиг, в этот момент вожатая была похожа на вытащенную из воды рыбу, открывшую рот и не в состоянии вздохнуть.
– Ольга Дмитриевна, что-то случилось? – Славя тоже заметила нехарактерное для вожатой настроение и, как настоящая помощница явно желала оказать все возможное содействие, – Мы на острове были, простите, что сразу не вернулись.
– Эдвард! – Ольга Дмитриевна сделала самое суровое лицо на которое только была способна, – Ты сейчас идешь со мной. Славя, отнеси корзинки в столовую, потом приходи на площадь.
– Как прикажете, – Эдвард передал корзинки своей очаровательной спутнице, – Я весь к вашим услугам. Только объясните, пожалуйста, что же случилось? – этот вопрос получилось задать уже тогда, когда спешным шагом направились в сторону памятника неизвестному деятелю местной революции, а точнее, к флагштокам, где сейчас оживленно галдели пионеры, чем-то привлеченные к этому месту. Вожатая не отвечала, но шла быстро, заставляя торопиться и Эдварда, чем-то глубоко рассерженная и недовольная. Причина оставалась неизвестной, пока не обратил внимания не на толпящихся пионеров, а на флаги высоко над ними, вместо уже ставшего привычным красного полотнища, водружаемое на это место каждое утро, там теперь красовалась какая-то черная тряпка, развевающаяся на ветру. А приглядевшись, Эдвард с удивлением узнал в ней флаг, прежде висевший на домике Алисы, тот же самый белый череп с перекрещенными костями, которым так хвалилась Ульяна, и тут уже сам не знал, начинать ему смеяться или плакать. Выглядело все это донельзя забавно, но оскорбление флага, а иначе такую выходку никак не назовешь, являлось очень серьезным, и не проступком, а преступлением, которое нельзя простить просто так. И сложить в данной ситуации все слагаемые хватило ума даже у вожатой.
Вокруг флагштока собрался, кажется, почти весь первый отряд. Тут и Лена, почему-то испуганная, словно больше всех виновата в случившемся, и Мику, что-то без остановки говорившая Шурику, у которого на лице уже проступало
– Вот как это понимать?! – поинтересовалась вожатая почему-то именно у него, ткнув пальцем в сторону черной тряпки, – Стоит только одну ее оставить, как тут же начинается черти что!
– И зачем это мне выговаривать? – Эдвард потемнел, посмотрев на вожатую так, что она даже поперхнулась словами, – Вам совершенно заняться нечем, что ли? Устраиваете из таких мелочей событие государственного масштаба! Если вы проморгали даже тот факт, что у вас посреди лагеря снимают государственный флаг и вместо этого поднимают какую-то тряпку, то не стоит делать из этого общественное достояние! И уж тем более не стоит каждого тыкать в это носом! – кажется, он заговорил громче, чем положено, на них внимание обращали уже и остальные пионеры, открывшие рты при виде того, как кто-то смеет выговаривать вожатой подобным тоном. Эдвард понимал, что надо идти в наступление, дабы Алисе потом не пришлось отвечать за столь серьезный поступок, как оскорбление флага.
– Эдвард… – начала было вожатая снова строго, но прервал ее, не дав закончить начатое.
– Нет, Ольга Дмитриевна, это вы меня сейчас выслушаете! – рявкнул Эдвард тем резким тоном, каким привык кричать на своих генералов, когда те в штабе начинали заниматься какой-то ерундой в самый ответственный момент, не поспевая за происходящим. Впечатление на вожатую произвело чудодейственное, так и замерла, в удивлении выпучив на него глаза, – То, что вы сейчас устроили, собрав здесь весь отряд, иначе, как представлением, назвать нельзя! Вместо того, чтобы тихо снять эту тряпку и повесить обратно прежний флаг, вы решили устроить показательное выступление в духе коллективного осуждения! Я не знаю, зачем вам это надо, но не смейте даже и думать о том, что я позволю тут подобное устроить!
– Да… – Ольга Дмитриевна даже не знала, что сказать, подавленная таким резким выпадом со стороны своего подчиненного, мысли в голове спутались, и не представляла теперь, с какой следует начинать, особенно на фоне остальных пионеров, для которых увиденное было и вовсе удивительно. Строгая иерархия власти в лагере дала сбой, и оказалось, что с вожатой можно спорить. И это уже само по себе у многих вызывало сильнейший когнитивный диссонанс.
– Хватит! Или у вас здесь такая традиция выделять одного и забивать его всей толпой?! – оборвал Эдвард, снова не давая вожатой договорить. Направившись к флагштоку, он понял вторую причину, почему поднятая Алисой тряпка до сих пор болталась наверху. Кажется, девушка так торопилась, что проржавевшее колесико сорвалось с подшипника и заклинило, не давая ничего больше сделать. Интересно, они хотя бы пытались вправить его на место? Или же не стали даже мучиться, решив, что возможное шоу с публичными обвинениями будет гораздо веселее. Одним ударом кулака вернув колесико на место, быстро спустил череп с костями обратно.
– Циркачи, чтоб вас! – процедил Эдвард сквозь зубы, смотав полотнище в кулек и вернувшись к вожатой, – А теперь можете поднимать свою красную тряпку обратно! Самим не противно от происходящего?! Я мог бы понять, если было что-то действительно опасное, но здесь же детская шутка! Неужели надо всех собирать, отрывать от дел и еще позволять этому безобразию болтаться и дальше?! В Бездну! Надоели! – он круто развернулся и направился в сторону домиков, оставив шокированную вожатую переваривать все услышанное, уже понимая, что сам только что довольно сильно перегнул палку. Хотя теперь, если вожатая все же решится продолжить этот скандал, то основное внимание будет отвлечено на него, а не на Алису, и это уже положительный момент. Ему самому было глубоко наплевать на возможные последствия, остаток своей жизни в этом мире точно не провести, а вот у девушки могли бы возникнуть довольно серьезные проблемы.