Остальное - судьба
Шрифт:
— В смысле — до реки? — уточняю.
— Не гони дуру! В смысле до города. А там уже — по обстоятельствам… Марк Давидыч! Сверху гонорара — снаряга новая! Стволы новые! От бандюганов по пути прикроем!
— Твой Макомбер, — говорю, — мог бы и армию подключить, если он такой богатый. На танке бы поехал!
— Ну, что Зона с танком может сделать, ты видел, — говорит Большой. — А так — риска не больше, чем в обычном рейде. Ты же не раз проходил через город…
— Проходил, — говорю. — Но не сохранил добрых воспоминаний. Ну, доведу я
— Нет, — говорит Большой. — Не бросишь ты их. Я тебя знаю.
Я тоже его знаю. И я понимаю, что уже списал меня Теодор свет Аблязизович в сердце своём вместе с клиентами. По закону джунглей.
И понимание это ясно написано на морде лица моего.
— Выручай, Марк Давидыч, — ещё раз взмолился Большой. — Не за себя прошу — за всех вольных сталкеров. За братьев наших меньших…
Льстит, собака, ставит меня вровень с собой. Все вожди так делают, когда край подойдёт: «Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
И запел я дурным голосом на чистом суржике:
Давлюсь я икрою Тай думку гадаю: Чому это я За народ так страдаю?Большой рассмеяться даже изволил — Ну вот видишь — согласился! Да разве бы я мог тебя послать на верную смерть? Я же не царь Давид какой-нибудь сраный — своих людей подставлять! У этого клиента у самого прикрытие — о-го-го! Не хуже танка!
— Ладно, — говорю. — Надо так надо. А то я тебя знаю, ты живо сговоришь какого-нибудь англоговорящего мальчонку из наших вундеркиндов…
И по лицу его читаю, что всё идёт в соответствии с планом. На это Большой и рассчитывал.
Достал гражданин начальник электронный планшет, стали мы уточнять маршрут, ПДА он мне выдал новенький, очень толковый, но это уже чисто технические детали. Хотя известно, что первым в рейде гибнет намеченный маршрут…
— Когда выходим? — спрашиваю.
— На рассвете, — говорит Большой. — Так что сегодня можешь расслабиться. Клиент подъедет прямо сюда.
— На своих колёсах? Да кто его пропустит? — удивляюсь.
— Скорее скажи — кто его задержит? — вздыхает Большой. — Там такие документы…
— А всё-таки странно, — говорю, — что он с военсталкерами не связался.
— Не странно, — отвечает. — Все знают, что военкер вольному в подмётки не годится.
Ещё разок польстил.
Ну я и расслабился тут же, в модуле, с мужиками, которые монтировали барное оборудование. Выбил их, должно быть, из рабочего графика — вот уж, поди, Большой матерился! Но я же не пью в одиночку, пора бы знать!
На зорьке встаю, естественно, злой. Проклинаю сам себя, что согласился на такую авантюру. И ведь трезвый был!
Печкин, никогда не ходи в Зону с бодуна и детям своим закажи, ежели будут ещё у тебя дети.
Уснул в одежде, на матраце каком-то, кости болят, во рту словно депутаты переночевали…
Слышу снаружи автомобильный гудок. Выхожу. Стоит армейский кунг. Из кабины выходит Большой, открывает дверь фургона, вытаскивает доски. По этим по доскам выкатывается…
Выкатывается оттуда, Печкин, инвалидное кресло!
В кресле сидит молодой ещё мужик мощного телосложения в комбезе невиданного мной типа, в шлеме — всё как положено. Только сам ходить не может…
Лицо у бедняги как с плаката в военкомате — светлое, мужественное, как тысяча чертей, глаза голубые, только что не улыбается. Не до улыбок ему.
Кресло, конечно, не простое — массивное, с кучей каких-то приспособлений и даже сверху прикрытое. Похоже, что самоходное — колёса клиент руками не вертит.
Хотел я на Большого заорать, да с утра не вышло, поэтому прохрипел жалостно:
— Мы так не договаривались…
Большой руками разводит:
— Так ведь ему поэтому и надо к Монолиту: ноги попросить…
…Был в Голливуде такой актёр — Кристофер Рив, который Супермена играл. И угораздило его упасть с коня, да так неудачно, что сломал позвоночник. И крепко сломал, никакие врачи не помогли. И сидел молодой здоровый мужик сиднем вот в таком же кресле и даже в кино снимался в роли проницательных инвалидов, но никакие калики перехожие ему, как Илье Муромцу, не светили. И отключил Кристофер однажды искусственную вентиляцию лёгких… Очень я этого парня жалел.
Да потом вспомнил ещё, что и связчик мой Мыло вот так же, в кресле, остаток дней проведёт, если не отправить его к немецким чудодеям… Нет, у Мыла кресло будет попроще… Тележка на подшипниках у него будет…
В общем, уже согласился я в сердце своём, хотя и продолжал бубнить какие-то возражения. Если суждено этому заморскому бедолаге в Зоне сгинуть, то хотя бы при мечте и надежде… Чудо о Расслабленном…
— Это мистер Элмер Джаспер Макомбер, — говорит Большой на своём кое-каком английском. — А это мистер Матадор, наш лучший проводник.
Отчего же не Френсис Макомбер, думаю. А то был бы у нас сплошной Хемингуэй — богач на сафари, бедный охотник, подлая сучка — супруга богача… Ах, читал Хемингуэя? Да ты у нас грамотей, Печкин!
Накаркал, надумал! Потому что Большой сказал:
— А это миссис Элмер Макомбер… Так мы тоже не договаривались!
— Зовите меня просто леди Рита, — говорит мадам хриплым голосом.
Леди будет постарше муженька, а может, и меня самого. Глянул я на неё и понял — у кого деньги и кто здесь главный. Купила леди крупного красивого мальчика, а он не уберёгся. Вот она и привезла любимую игрушку в починку…
Губы у леди вот уж воистину нарисованы помадой, потому что у неё не рот, а узкая скаредная щёлочка. Волосы — фиолетовая щётка. На лице следы тщетных усилий пластической хирургии. В общем, страшнее пленного румына, как выражался мой армейский старшина Кутько.