Остальное - судьба
Шрифт:
— На то Билый, — сказал Мыло. — Вин и осилка свойого приучив… Каже: груз-триста и так важкий! Воны и без приладив хустко по Зони мандрують…
Сталкеры разбрелись по столам — поправляться. Как-то не хотелось расходиться по своим намеченным на сегодня маршрутам, душа не лежала…
Хотя и веселья никакого не было.
— Билый казав — чекаты, то и будэмо чекаты! — подвёл итог всему Мыло. — Бо есть ричи поважнее цих клятых артефактив…
Но коньяк в горло не лез, а кусок — и подавно.
— Мне хватит, — сказал Печкин. — Скажи, Матадор, а Белый — это действительно так важно?
— Пока сам не узнаешь, не поймёшь, — сказал седой сталкер. — Это… Это как надежда на бессмертие души. Это, может быть, самая главная загадка Зоны… До него всё было так, знаешь…
Он попытался найти слова, но только рукой махнул.
— Болотный Доктор спасает наши тела, а Белый — души! — важно сказал Киндер.
— А чего ты тогда к Синильге лезешь, спасённая душа? — сказал Матадор.
Маленький сталкер смутился.
— Так Белый же с ней всё равно не спит, — сказал он и густо покраснел.
— Да, Киндер, — сказал Матадор. — Тебе ещё расти да расти. Это про тебя сказано: худое дерево в сучок идёт…
Киндер тут же, не поднимаясь, коротко ударил Матадора в подбородок.
И понеслось.
Сталкерам в такие томительные минуты непременно требуется разрядка. Мигом припомнились старые обиды…
Юкка-Пекка схватился с Мегабайтом и тут же получил в ухо от Огонька; Техасу не полюбился Мыло; Дисбат колотил Мюллера головой о столешницу, пока его не пнул сзади Идол, волк-одиночка; Дуче защищался стулом от Маугли и Коломбо; Умную Машу, Халдея и Коммуниста били все — должно быть, за меткость; дошла очередь и до Печкина…
Да, порой и хохливудским лентам случалось правду сказать…
— А мы-то с тобой чего сидим? — спросил журналиста Мастдай и вытащил беднягу из-за стола. — Люди-то все добрые делом заняты!
И отправил Печкина в полёт — сокрушать стол одинокого Батюшки. Батюшка не стал поднимать слетевшие очки, но очень сильно толкнул столичного гуся обратно к Мастдаю.
Потом поп-расстрига спас очки из-под печкинского берца, поднял свою нечестивую инкунабулу.
— Варвары, — сказал Батюшка. — Прижизненное издание! С автографом и маргиналиями маркиза! Иллюстрации Гюстава Доре!
Врёт, собака, не может такого быть, подумал Печкин и, ловко уйдя от мастдаевской плюхи, тырцнул обидчика в солнечное сплетение…
Месье Арчибальд наблюдал побоище с привычным ужасом. Вышибала Колчак недвижно стоял у двери, сложив руки на груди, словно демон какой, — ведь все финки да кинжалы бойцов лежали у него в особом ящике под замком.
Синильга убежала на лестницу — оттуда было лучше видно.
Наконец бармену надоело.
Грянул выстрел. На такой случай у месье Арчибальда имелись холостые заряды.
Драка стихла, только Матадор всё никак не мог решить, в какой угол бросить Киндера.
— Расслабились — и хватит! — прозвучал одинокий голос бармена. — Матадор, оставь ребёнка!
— Не нато трраттьтя, — сказал Юкка-Пекка. — Отни турраки терруттьтя…
— Об чём колотились-то? — спросил Колчак.
— Да так… Каждый о своём… — отвечали сталкеры. — Для аппетита!
Аппетит действительно проснулся у всех, даже у тех, кто лишился зуба-другого.
— Спасибо. — Мастдай улыбнулся Печкину.
— Это ещё за что? — сказал журналист.
— За то, что по яйцам не пнул, — сказал Мастдай. — А то я как раз открылся…
— Лышенько мени, — сообщил Мыло. — Голова як та чугуняка… Колысь попадётся мне Техас у поли без пилы…
— В следующий раз следи за базаром, — сказал Киндер Матадору.
— Да, реакция у меня уже не та, — грустно сознался Матадор. — А Синильгу ты всё-таки оставь!
— Да я же с Галкой, — оправдался Киндер. — А Синильга… Скучно ей тут… Извини, отец, не рассчитал. Но! Мировую пить будем?
— Будем! — пылко сказал Матадор.
Печкину уже приходилось здесь участвовать в драках, но только один на один. Пока ему везло…
— Ахтунг! — заорал Колчак. — Мазафаку черти несут!
— Не пускай! — крикнул Огонёк. — Мазафаку встретить — к несчастью!
Мазафака относился к особой категории обитателей Зоны — шаманам. Шаманами называли тех, кто шлялся по запустошённой чернобыльской земле без каких-то серьёзных намерений. Шаманы не участвовали в перестрелках, чуяли аномалии без всяких приборов, как-то ладили с монстрами, иногда могли дать сталкеру добрый совет. Или недобрый, по настроению. Или вылечить. Или завести в ловушку. Но людей они, в общем, чурались. Так, толкнут иногда артефакт-другой для поддержания скромных своих запросов…
Мазафака был не простой шаман. Юродивый, можно сказать. Потому что он-то с людьми общался довольно активно — разносил местные слухи и сплетни, щедро дополняя их собственными бредовыми придумками, и отсеять зёрна от плевел было довольно затруднительно…
— Пусти, — властно сказал Матадор. — Нынче нам нужна информация.
— Ребята, — растерянно сказала прекрасная Синильга. — А у нас в подсобке дезодорант как раз кончился…
— Мазафака, стой где стоишь! — дружно замахали руками сталкеры, а Колчак даже покинул свой пост.
Торс шамана был облечён в драную-передраную косуху, которую юродивый в прошлом году снял с простреленного тела дурака-байкера, на спор прорывавшегося в Зону. А с кого он снял штаны, лучше и не представлять. Сроду Мазафака не мылся и даже не умывался; а если и умывался, то какой-нибудь росой из серной кислоты. Или, пожалуй, плавиковой, потому что очень уж походил на зомби.
— Идут, идут! — заголосил шаман высоким детским голоском. — Их много! Их ровно два миллиона семьсот тысяч сто девяносто пять!