Остальное - судьба
Шрифт:
Колчак прикинул и показал на столик Батюшки:
— Вон туда садись. Поп у нас тоже отставной.
Майор всё той же твёрдой походкой проследовал на указанное место и даже спросил у Батюшки:
— Не занято?
Батюшка с сожалением оторвался от текста и сказал:
— Коньяк ты пьёшь. А в бога веруешь?
— Верую в Иисуса Христа. В четырёх евангелистов. И в двенадцать апостолов! Теперь нам можно. И даже нужно. Было распоряжение.
— Тогда садись.
Майор сначала развязал ленты на резиновых чулках, стащил их, потом выпростался из комбинезона. Трико на майоре было мокрёшенько и разило потом. Но сегодня ото всех им разило, так что ничего.
Потом у столика с Батюшкой стал собираться народ, желающий глубже познать майорскую сущность.
— Кого же ты ловишь, майор? — сказал сталкер Паганель. — Уж не меня ли?
Каргин пробуровил Паганеля взглядом.
— Знакомая рожа, — сказал он. — Нет. Не тебя, Кулачков. Тебя пусть ловит. Капитан Буревой. Ты за ним. Числишься. Двенадцать угонов. А я в отставке.
— Тогда кого? — настаивал разоблачённый Паганель.
— Я уже. Доложил что. На вашу территорию ушёл. Киллер. Он должен исполнить. Кого-то из ваших.
— А тебе-то какое до него дело? — сказал Матадор. — Мы с такими сами разбираемся.
— Ничего служебного. Чисто личное, — сказал майор. — Дайте ещё коньяку. Давно не употреблял. Хороший коньяк. Утром пойду. За ним. В Зону.
Кобра принесла коньяк и бутерброд с копчёным кабаньим салом. На этот раз майор Каргин причащаться из горла не стал, а поднял стакан и сказал:
— Не хочу. Пить один. Девушка. Обслужите всех. Вот моя кредитка.
Сталкеры сегодня были при деньгах, но волю майора одобрили, только Паганель пробурчал:
— В доверие втирается мусорок…
— А хоть бы и в доверие, — сказал Огонёк. — Вот у тебя с Мастдаем даже на похмел души не допросишься.
Постепенно сталкеры подобрели, обступили стол, чокались с пришельцем, поднимали положенные тосты.
Наконец Матадор сказал:
— Майор, ты, как я понял, впервые в Зоне?
— Так точно, — сказал Картин.
— А киллер твой — тоже впервые?
— Так точно, — сказал Картин.
— Ну так и не ходи никуда, — сказал Матадор. — Скоро будет Выброс и снайпера этого поджарит. Да и не было бы Выброса, всё равно он не жилец. Наверное, нет уже твоего снайпера. Кто-нибудь его съел.
— Он опытный, — сказал майор. — Спецназ. Школа выживания.
Сталкеры захохотали.
— Не понял, — сказал Каргин.
— Это Зона, — сказал Матадор, и все остальные повторили чуть ли не хором:
— Это Зо-она!
— Хрюли ли ему Зона, — сказал майор. — Если он боится, только меня.
Сталкеры на этот раз не рассмеялись, а только вежливенько похихикали.
— Я его дважды. Ловил. Приказывали отпустить. С понтом он внедрённый. А теперь не прикажут. Некому. Исполнил он. Своё начальство.
— А сам-то ты как думаешь выжить? — сказал Матадор. — Наймёшь проводника?
— Никак нет, — сказал майор. — Только он и я. Дело чести.
— Тогда ты точно покойник, — сказал Мастдай. — Давай я пойду тебя прикрывать!
— Не могу. Подставлять посторонних, — сказал Каргин. — Нужно упредить.
— Чем он тебе так насолил? — сказал Матадор. — Ну, киллер. Ну, снайпер. Киллеры только по шишкам стреляют, которые профессионалы. Шлёпнет он генерала — людям праздник… Зачем ему простой сталкер?
— Профессионал, — сказал майор. — Но с приветом. Он в перерывах. Между заказами стреляет. В посторонних людей. Чтобы не терять форму. Особенно любит. Кто утром бегает трусцой. Просто так. Спорт. Хобби.
— Я слышал о таком, — сказал Печкин. — В Москве. Он убил художника Левенталя, крепкий был старик, ещё в бульдозерной выставке участвовал…
— Он в детей стрелял, — сказал майор. — Он двух моих лейтенантов положил. При задержании. Тоже почти дети. Ему не надо жить…
— Чудак, да он уже давно не живёт! Только сам дурную голову сложишь! — сказал Паганель. — Жалко, хоть ты и мусорок.
Майор Каргин не оскорбился и наполнил стакан.
— Товарищи сталкеры, — сказал он. — Выпьем. За то, чтобы завтра. Его поганая башка. Вот тут лежала!
И хлопнул по столу ладонью так, что Батюшка, который вовсе не прислушивался к разговорам, от неожиданности закрыл лицо своей книгой.
Это был роман «Жюстина» маркиза де Сада.
Глава десятая
Радионуклидов вымыли в эту ночь столько, что хватило бы на небольшой ядерный заряд ранцевого типа. Выброс благополучно все проспали, разве что месье Арчибальд оставался на своём посту, да кто ж его проверял?
Ночью журналист Печкин всё-таки нашел в себе силы подняться в номер, а вот раздеться — не нашёл. Поэтому всё тело затекло, и по мозгам тоже бегали мурашки.
— Никуда сегодня не пойду, — сказал он вслух. — Актированный день. С бодуна в жару — верный кондрат.
В глазах всё туманилось и плыло.
— Не умеешь ты, сынок, время ценить, — неожиданно бодрым был голос у Матадора, лежавшего на другой кровати. — После Выброса непременно надо идти в рейд, чтобы другие не опередили. Артефакты после Выброса — они как грибы после дождя… Эх!
Матадор вскочил с постели, как молодой, и пронёс костлявое своё тело в санузел, добавив:
— Потерпишь, фрилансер!
— Вот Фрилансером бы и прозвали! — крикнул вслед журналист. — А то Печкин, Печкин…
Он сел в кресло, обхватил голову руками и начал страдать, вспоминая, как закончилось вчерашнее веселье. Страдал он до тех пор, пока не вышел в комнату Матадор, крякая и растирая лечи полотенцем.
— Ты вчера решил снять Синильгу, — весело сказал он. — Хотя месье Арчибальд предупредил тебя, что у него не бордель, а если и бордель, то по пятницам, когда девочки приезжают. И ты даже просил меня пойти погулять. Я говорю — ну конечно, для сердечного друга и под Выбросом прогуляешься! Только Синильга с тобой не пошла, а достала баллончик с перцем…