Остальное - судьба
Шрифт:
Только ведь потом обязательно на могилке моей чудесные исцеления происходить будут!
Глава пятнадцатая
Это провал, думал Печкин. Разведгруппа вернулась без «языка». Как побитые собаки. Пошумели, повзрывали — и скрылись под уютное крылышко Зоны. Кто бы мог подумать, что здесь сейчас для нас — самое безопасное место… Хорошо ещё, что Белому принесли добрую весть: никакой он не маньяк, а дурачок легковерный. Ну так это ему сама Кира Петровна по телефону сказала…
Не срастается сценарий. И Черентай своими преображениями больше не занимается. Разве что подвести к нему 380 вольт — тогда, может, и… Но Белый не разрешает. Да и кто мы такие, чтобы эксперименты над живыми людьми производить?
А то, что Паша — фактически двойник Белого, только запутывает дело. Два брата-акробата. Двое из ларца, одинаковых с лица. Хотя не очень-то одинаковых. Воришка хлебнул на своём веку… Хрюли толку, что Майор пробил по ментовским базам его биографию с тремя судимостями? Много мы узнали? Что воровать и водяру жрать с мамашей ещё в младших классах стал? Бросит Белый в огонь эту папочку и будет прав… Мы её по дороге изучили на десять рядов.
Не помнит, где он семь лет кантовался! Да сидел, где же ещё. Сидел, как миленький, в колонии на станции Решёты. Далековато, аж за Красноярском. Ну уж туда мы не поехали. Не помнит он… Двое беспамятных на один сюжет — это уже перебор. И опять лакунарная амнезия. До этого года помню, а потом не помню… Вот опять шары залил без закуски и дрыхнет в кресле, загадка века…
И всё-таки кажется мне — упустил я что-то. И вот теперь сижу и смотрю в огонь…
— Чего пригорюнился? — Матадор хлопнул журналиста по плечу.
— Послепраздничная депрессия, — буркнул Печкин. — Мировая скорбь…
— Та нэ журысь, — подошёл с другой стороны Мыло. — Ну, зо Старым Новым роким!
И подсунул стопочку.
Печкин машинально чокнулся с ним и выпил, не почувствовав вкуса.
— Ты прямо как Синильга, — сказал Матадор. — Ей бы радоваться, а она убивается, как будто Белому на фронт ехать. Да у нас тут каждый день фронт! Могла бы и привыкнуть…
— Новая аномалия объявилась, — сказал Киндер. — Называется «снеговик». Наступил — и ледяная статуя! Заметить невозможно, если ПДА не перестроишь… Но! Прежде чем перестроить, кто-то туда вляпаться был должен…
— Кто-то из наших? — сказал Печкин.
— Нет, с Янтаря. Колосков Дима, мэнээс, светлая ему память. Наши-то все по домам сидят, в ресторанах гужуются…
— А ты-то чего не поехал? — сказал Печкин. — Хотя бы к Галке своей под тёплый бочок…
— Галка — пройденный этап, — важно сказал маленький сталкер. — С Галкой у нас жизненные разногласия. Её мировоззрение перестало совпадать с моим…
— Ух ты, — сказал Матадор. — Где же ты в Зоне умудрился мировоззрение подхватить? Уж не от бюрерши ли хорошенькой?
— Сам ты бюрерша, — сказал Киндер. — И Большой просил меня постоянно быть на связи…
— Адъютант его превосходительства, — сказал журналист. — А где само-то превосходительство?
— В Давосе, на совещании, — сказал Киндер. — И вызывать его не велел, там мобилы положено отключать. А то бы я давно ему доложил о ваших успехах… Говорил я тебе, Матадор, нам надо было туда ехать, а не отмычкам этим недоделанным!
— Киндер, — откликнулся Майор. — Выбирай. А то последует.
— Та Киндер бы тамочко сам сказывся, у тый санатории, — сказал Мыло. — Бо вин и так скаженный…
— Упорный народ эти международные паханы, — сказал Печкин. — Я с той зимы не то что на Давос, я на родимые-то снега спокойно глядеть не могу, всё слышу, как снайперки щёлкают и льдинки мне голую спину полосуют… Но всё-таки любопытно было бы узнать — восстановили они здание в прежнем виде или какой архитектурный шедевр забабахали?
— Мегабайт как-то заявил, — сказал Матадор, — что день, когда вольные сталкеры начнут пялиться в телевизор, станет для них последним днём. И он прав. Пират, забудь о стороне родной, когда сигнал к атаке донесётся…
— А смотри, как Мегабайт во время войнушки-то пригодился, — сказал Печкин. — Как он ловко гайдамаков нейтрализовал, как братишку запугал!
— Вообще вольные сталкеры усиленно социализируются, — сказал Матадор. — Каждый солдат должен знать свой маневр. Только не превратиться бы нам в какое-то подобие «Долга»!
— Мыло! — позвал бармен Арчибальд. — Помоги Колчаку на кухне — он опять чуть палец себе не отрезал… Чемпион Зоны по схваткам на ножах называется! Кулинария — это ему не людей резать! То ли дело Топтыгин! Достанет свою ногтечистку — и чук-чук-чук! Всё умеет, хотя Колчаку в сыновья годится…
— Где они нынче с Белым бродят? — сказал Печкин. — Что им там делать? Замёрзшие патрули спасают? Не знаю, как я ему в глаза посмотрю. Что скажу? Что он мне скажет?
— Ничего, — сказал Майор. — Но это ещё хуже.
— Активизируется Зона в последнюю неделю, — сказал Матадор. — Она не дура, так просто заморозить себя не даст. Каждый Выброс помаленьку стравливает снег — значит, весной Зона не превратится в сплошное озеро. Это была бы катастрофа европейского масштаба. Воистину, Звезда Полынь пала бы на воды, и треть вод сделалась бы горькой! А так, может, и обойдётся… Разве что яйцеголовых на Янтаре малость подтопит…
— Не любите вы коллег, коллега! — сказал Печкин. — Завидуете подлинным учёным, этим застрельщикам инноваций! Кстати, что-то не вижу я Батюшки. Не случилось ли чего?
— Он на Материк пошёл — восстанавливаться в сане, — сказал Матадор. — Уж не знаю, положено ли такое по церковному уставу. Если положено — будем к обедне ходить, всенощную стоять… Посты держать…
— Тебе-то что, — сказал Киндер. — Тебе в синагогу надо.
— Надо, — не смутился Матадор. — Только ни одного ребе в Зону и волоком не затащишь. Потому что на столе одна кабанятина. А то бы мы с ним тебя обрезали и устроили потом бар-мицву на весь крещёный мир… С кошерной водкой «Кеглевич» под чудо-юдо-рыбу-фиш… Тебя давно обрезать пора, Да покороче…