Шрифт:
Patrick Ness
The Rest of Us Just Live Here
“Hunter” writt en by Bjork © 1997
Посвящаю моей славной сестрице, Мелиссе Энн Браун – человеку доброму и при этом веселому (самое лучшее сочетание!).
I thought I could organise freedom.
How Scandinavian of me.
Глава первая
в
Вечером умрет хипстер Финн, и мы станем последними, кто видел его в живых, а пока мы всей компанией валяемся на Поле и болтаем о любви и животах.
– Неправда, – говорит сестра. Уловив в ее голосе легкое раздражение, я поднимаю голову, но она лишь кивает досадливо – отстань, мол, – и продолжает отчитывать Хенну: – Выбор есть всегда. Даже если это любовь – а такими словами, между прочим, не разбрасываются, – даже если это она, можно взять себя в руки и поступить правильно!
– Я сказала, что люблю его веснушки, – уточняет Хенна, – а не его самого. Не передергивай. Да и вообще, я не о том. Я про такое странное чувство, знаешь, когда сердце наполняется до краев… Нет, даже не сердце, а живот. Когда внутри рождается такое чувство, ты сам за себя не отвечаешь.
– А вот и отвечаешь, – уверенно возражает моя сестра. – Отвечаешь!
– Мэл…
– Чувства чувствами, а поступать надо правильно.
Хенна хмурится.
– При чем тут вообще «правильно», «неправильно»? Я говорю о совершенно нормальных для человека переживаниях! И я не виновата, что Нейтан такой клевый.
Опускаю глаза на учебник истории. Касаюсь по очереди каждого уголка и мысленно их пересчитываю. Джаред это замечает.
– Ты сказала, у тебя не было выбора, – стоит на своем Мэл. – Если бы ты смогла его поцеловать, то поцеловала бы – и плевать, кто вас видел. Плевать, есть ли у него подружка. И на Тони плевать…
– Мы с ним давно расстались.
– Да, но ты знаешь, какой он ранимый. Ты бы его убила! А потом сказала бы, что в тот момент за себя не отвечала… Ничего подобного! Отвечала, да еще как.
Хенна закрывает лицо руками.
– Мелинда…
– Что-то я завелась. Больная тема.
– Я и смотрю…
– Не называй меня Мелиндой.
– А Хенна, между прочим, права, – вставляет Джаред. Его голова, как на подушке, покоится на пятой точке у Хенны. – Оно в животе, это чувство.
– Я думала, у парней пониже, – замечает Мэл.
– Нет, это другое. – Джаред садится. – Когда просто хочешь – это одно. Как у животных. А тут другое совсем.
– Ага, – кивает Хенна.
– Оно вот тут появляется. – Джаред кладет руку себе на живот. Пузо у него немаленькое, и мы прекрасно понимаем, что он не стал бы привлекать к нему внимание просто так. Причина, стало быть, веская. – В этот момент ты осознаешь: все, во что ты верил раньше, – полная чушь. Не имеет никакого значения. То, что прежде казалось сложным, внезапно становится простым, как дважды два. Потому что начальник теперь – живот, а он считает, что нет на свете ничего невозможного. И если ты добьешься своего, это не решит всех твоих проблем, но жить станет немного легче.
Джаред умолкает и поднимает глаза к солнцу. Мы все знаем, что он имеет в виду. И он знает, что мы знаем. Хорошо бы он рассказывал об этом почаще.
– Живот тебе не начальник, – спокойно произносит Мэл.
– Ой, – спохватывается Джаред. – Прости…
Мэл мотает головой.
– Я не про то! Сердце тоже не начальник, хотя порой думает иначе. Выбор всегда за тобой. Всегда.
– Нельзя взять и запретить себе чувствовать! – заявляет Хенна.
– Но можно взять и принять правильное решение.
– Ага, – кивает Джаред. – Только это непросто.
– Ранние христиане верили, что душа – в животе, – вставляю я.
Воцаряется тишина; одинокий порыв ветра легонько ворошит траву, словно бы говоря: «Не обращайте на меня внимания».
– Мне папа говорил, – добавляю я.
Мэл опускает глаза на экран ноутбука и вновь берется за домашку.
– Много наш папа понимает!
Ветер слегка усиливается («Ох, простите, пожалуйста», – будто бы говорит он; а ветер-то, похоже, англичанин – дует и сам не понимает, как его сюда занесло); Хенна прихлопывает ладонью листок с заданиями, чтобы не улетел.
– Зачем вообще нужна эта бумага?
– Из нее делают книги, например, – отвечает Джаред.
– И туалетную бумагу, – добавляет Мэл.
– Просто бумага – это вещь, ее можно потрогать. Иногда нам нужны реальные, осязаемые вещи. А не только идеи, – говорю я.
– Вопрос был риторический, – хмыкает Хенна, убирая распечатку с вопросами по Гражданской войне под ноутбук.
Я опять начинаю пересчитывать уголки учебника. Раз-два-три-четыре, раз-два… За мной исподтишка наблюдает Джаред. Порыв ветра взъерошивает волосы («Наше вам почтение!» …А, нет, так вроде ирландцы говорят). Откуда он вообще взялся – в такой солнечный день? Сюда, на Поле, мы выходим только в хорошую погоду, и весна в этом году выдалась на удивление теплая. Вообще-то «Поле» – не совсем поле, а просто заросший травой пустырь, хозяин которого не то умер, не то развелся, словом, построить ничего не успел, только спилил в дальнем конце все деревья, так что получилось несколько удобных пеньков. С дороги нашего укромного места никому не видно: уцелевшие деревья стоят плотными рядами и все загораживают. Чтобы нас найти, надо целенаправленно двигаться в глубь участка, но никто в здравом уме не станет этого делать, потому что живем мы у черта на куличках. Дальше – только лесная чаща. По вечерам слышно койотов, во двор то и дело забредают олени.
– Слушайте, – меняет тему Джаред, – кто-нибудь еще пишет сочинение про восстановление городов после Гражданской войны, или я один такой?
– Я пишу, – говорю.
– Серьезно? – с досадой спрашивает Мэл. – Вообще-то, я тоже.
– И я, – вставляет Хенна.
– Все, что ли? – удивляется Джаред.
Мэл сверлит меня взглядом.
– А ты можешь не писать? Вот просто взять – и не писать?..
– У меня материала завались…
– И что? Я в этой теме хоть немного шарю.