Останется память
Шрифт:
Костя с новым интересом разглядывал сокамерника. Тот был молод, хотя прическа и бородка добавляли ему солидности. Крупное лицо, может быть по контрасту с темными сверкающими глазами, казалось излишне бледным. Кибальчич смотрел на Костю спокойно и серьезно. Ждал.
– Разрешите полюбопытствовать? Ведь вы не только учебой и политической деятельностью занимаетесь? Что-нибудь изобретаете?
– Есть некоторые идеи, - сухо отозвался Николай Иванович.
– И как с реализацией? Я насчет ракетного двигателя на твердом топливе. Знаете, очень прогрессивная идея. И, вероятно, в будущем будет реализована. Для космических полетов, например...
Поняв, что в своих измышлениях зашел слишком далеко, Костя замолчал. Молчал и Кибальчич, пристально глядя куда-то в сторону, прищурив глаза, напряженно размышляя.
– Конечно, - Шумов не выдержал паузы и продолжил, - еще рано говорить о воплощении. Нужны многочисленные эксперименты. Зато радиосвязь не таит в себе ничего сложного.
– Какая связь?
– очнулся Кибальчич.
Костя прикусил язык. Надо было срочно чего-нибудь наплести правдоподобного: уж слишком требовательно смотрел Николай Иванович.
– Без проводов которая. Вы же знаете Максвелла? Да? Шотландец. Проводил опыты с электрическими полями. Я как раз в то время в его лаборатории служил. Потрясающее открытие! Он генерировал импульсы в одном источнике, а другой синхронно откликался. Как я понял, достаточно соединить всё это в действующую пару приемник-передатчик и можно общаться без посредства проводов, напрямую.
Николай Иванович долго молчал, щурился, будто разглядывал далекую точку, и, наконец, сумрачно сказал:
– Не могу представить. Тут ум посильнее моего надобен. Но если то, о чем вы говорите, верно, появляется возможность соединить мой летательный аппарат с землей посредством... как вы сказали?
– Электромагнитных полей.
– Да! Но когда же этим заниматься? Мои изобретения, да и ваши, - Кибальчич кивнул Шумову, - вряд ли облегчат жизнь крестьянам. Скорее, наоборот, ввергнут их в новую пучину нищеты и горя.
Костя чуть не выругался. Всё по новой. Как бы отвлечь Кибальчича от политики? Если он продолжит в том же духе, то неизвестно, к чему это приведет. Вернее, известно: к народовольцам, террору, убийству царя и казни. Но так было в другом мире. Здесь может быть иначе. Еще убийственнее. Если царя нет, то с кем бороться народовольцам? Хотя, и названия такого тоже может не существовать. А существует группа решительных радикалов, стремящихся к переустройству мира. Или всё не так?
– Господин Кибальчич! Вы не просветите меня по истории вопроса? Ну, и просто по истории, начиная, где-нибудь, с двадцать пятого года? А то я многое подзабыл, а современных российских реалий вообще не знаю - только что из-за границы. А меня еще и ограбили, - Костя развел руками.
Николай Иванович приподнял брови, но возражать не стал.
– После известных событий декабря 1825 года, в России установилась конституционная монархия. Почти сразу же освободили крестьян, правда, грабительски освободили, но к пятидесятому году все крестьяне стали фактически свободными, малоземельными и волнения прекратились. Высвободившуюся рабочую силу привлекали на государственную службу - в первую очередь на строительство чугунки...
– Железной дороги?
– Можно и так сказать. А кроме того - на постройку всяческих заводов. Опять же этим заводам потребовались работники. В те годы всё это было, конечно, прогрессивно.
– А как с войнами?
– В Европе? Там все друг с другом воевали - Германия, Франция, Великобритания, Австрия, Италия, Испания, Греция. Турция опять же. Мы же - только с Турцией. В пятьдесят четвертом.
– И кто победил?
– Мы, - ответил Кибальчич.
– Хотя стала нам эта победа весьма дорого.
– Что, англичане Крым захватили?
– усмехнулся Костя.
Николай Иванович дико на него посмотрел и покачал головой:
– Ну, вы и придумывать. Вовсе нет. Никто Крым не воевал. Россия заняла дунайские земли, а на попытку английского флота высадить десант, мы им хорошенько ответили: чугунка-то уже была проложена, очень удачно.
– Так что?
Кибальчич поджал губы и прищурился.
– Так ведь после этой войны Российской Конституции и пришел кирдык. Монархия возродилась. Али не помните? Переворот случился, Александра Второго на императорское кресло посадили. И поговаривают, что во всем этом как раз англичане и замешаны. На их деньги законную власть изничтожили.
Костя широко раскрыл глаза.
– И что же? Никто не сопротивлялся?
Николай Иванович усмехнулся:
– Почему ж? Нашлись патриоты. Да только куда им против английского золота! Большинство же решило, что с царем им лучше будет. Опять же и послабления всякие за поддержку новой власти. Которая, в общем, достаточно легитимная - всё ж, Александр - наследник Николая.
Шумов почесал затылок.
– А как же преобразования? В технике? Всё обратно пошло, к прошлому?
– Вовсе нет. Хотя после первых успехов в развитии промышленности наступило некоторое затишье, и сейчас страна топчется на одном месте. Не хватает свежей мысли.
– Да, интересно... И неожиданно.
Однако еще большей неожиданностью для Кости, да и для Кибальчича, явился резкий хлопок, грохот камней и содрогание стен. В камеру сквозь решетку дошла горячая воздушная волна, а вслед за ней - удушливая мелкая пыль, насыщенная неприятным запахом. Оба закашлялись и рефлекторно зажали рот и нос ладонями.
– Что это?
– просипел Костя сквозь сжатые пальцы.
Ответ тут же появился с той стороны решетки. Это был невысокий мужчина, одетый в непонятную серую хламиду с платком на лице на манер американских ковбоев. Он помахал Николаю Ивановичу, невразумительно крикнул: "Двадцать секунд задержки!", положил черный округлый предмет у решетки и скрылся в пыли.
Костя ничего не понял, продолжая тупо разглядывать оставленный незнакомцем предмет и пытаясь вспомнить, что тот ему напоминает. Зато Кибальчич сразу разобрался в ситуации. Несколько раз мучительно кашлянув, Николай Иванович пристально вгляделся, ухватил Шумова за руку и с силой дернул к той стене, в которой находился единственный дверной проем. Там они встали как можно дальше от решетки.