Остановись, мгновенье, ты ужасно
Шрифт:
– Николаич?! – крикнул Грек, увидев Туманова сидящего на земле, он подумал, что майор ранен и ему нужна помощь.
Федор посмотрел на Грека.
– Со мной все нормально. А вот ребята подорвались. Этот гад взорвал дом в тот момент, когда в него вошли трое спецназовцев.
Стоявший рядом полковник Васильков по сотовому телефону звонил оперативному дежурному МЧС, просил немедленно выслать группу спасателей. Хотя их помощь уже была и не нужна.
Командир спецназа майор Стриженов с восемью бойцами, один из которых был ранен, пытался вручную разобрать кирпичные глыбы. Где-то там под ними оказались погребенными
Никогда полковник Васильков не выглядел таким подавленным, как сейчас. Это заметили все, не только Федор Туманов. Видно «батяня» считал, что его присутствие, вселит некий боевой дух в каждого из спецназовцев, приехавших на задержание террориста Мамедова. А быть может, он руководствовался какими-то другими соображениями, возглавив операцию по задержанию особо опасного террориста.
Лично Грек видел в порыве полковника совсем другое.
– Перед генералом, начальником управления, показать себя он хотел. Вот, мол, я какой молодец. Террориста Мамедова взял. А то, что мы всю работу проделали, это не в учет. Выше своей жопы хотел прыгнуть наш «батяня», а не получилось, – сказал Грек, надеясь, что майор Туманов его поддержит, но Федор ничего не сказал, потому что в том, что случилось со спецами, не видел «батяниной» вины. Поторопились ребята. Забыли, кого брать приехали.
Словно подумав о том же, лейтенант Ваняшин проговорил:
– Все-таки, этот Мамедов был сильным человеком.
Грек уставился на него, потребовав разъяснений. И Ваняшин дал их.
– Чтобы вот так, взорвать себя. Я бы не смог.
Грек на это улыбнулся.
– Леша, ты думаешь, он по своей воле пытался осуществить диверсию на мосту? Как бы не так. За ним кто-то стоит. Ты согласен со мной, Николаич? – спросил Грек у Туманова.
Федор согласно кивнул. А Грек довольный собой, продолжил:
– Мы с Николаичем это сразу поняли. Ну, а тебе простительно. Молодой ты. Зеленый еще.
Ваняшину это замечание Грека не понравилось. Но вступать с ним в перебранку сейчас он не стал. А Грек, скосил глаза на стопку фотографий, которые несколькими минутами раньше Туманов принес от экспертов. На них был запечатлен обгорелый труп, притом в таком состоянии, что на него было жутко смотреть. Видно часть стены при обрушении рухнула на него, превратив некогда человеческое тело в подобие подгорелого блина.
Чуть в сторонке лежали фотографии трех спецназовцев. Причем, выглядели они на фотографиях не лучшим образом, чем блин.
Грек посмотрел на те и на другие фотографии и, отвернувшись, сказал:
– Об одном я жалею, что этого гада, – ткнул он пальцем в фотографию, на которой среди обломков лежал одинокий раздавленный труп, – допросить нельзя. – Он перевел взгляд на Туманова. И Федор кивком подтвердил, что в этом его мысли схожи с мыслями Грека.
Столько затрачено усилий, и теперь, оказывается, что все они ничего не стоят. А ведь Федору хотелось, чтобы все было иначе. Чтобы, потянув за ниточку, размотать весь клубочек. Но теперь ниточка оборвалась. И расследование остается не завершенным.
Федор вздохнул, достал из кармана пачку сигарет. Вытянув из нее одну сигарету, положил пачку на стол, и она сейчас же попала в руки к Греку. Капитан тоже вытащил сигарету. Потом передал пачку Ваняшину. И все трое закурили, поставив в центр стола консервную банку, служившую пепельницей.
Стук в дверь, заставил всех троих обернуться.
– Входите, – произнес Грек.
Дверь открылась, и в кабинет вошел толстяк, лейтенант Сокольский.
– Ну ты даешь, лейтенант, – сказал Грек улыбаясь. – Ты чего стучишься, как чужой. Между собой у нас все по-простецки. Так что, осваивай. Ну чего там у тебя? – спросил Грек, тут же предложив: – Докладай товарищу майору. Закуришь? – Грек подвинул Сокольскому пачку сигарет, но тот отказался и сказал:
– Федор Николаич, сегодня я поехал по адресу проживания лейтенанта ФСБ Осипова…
В предчувствии недобрых известий, все трое напряженно уставились на толстяка Сокольского. А Грек даже не вытерпел.
– Ну и чего там? – спросил он.
Толстяк разочарованно развел руками.
– Ну, в общем, ничего хорошего. Осипова сбило машиной. Умер он в больнице. Не приходя в сознание.
Грек в сердцах хлопнул себя по ноге.
– Епона мать! – воскликнул он. – Ну что ты будешь делать. Ни одно, так другое. Дерьмо так и сыплется на голову.
– Погоди, Саня, – сказал Федор Греку, чтобы тот попридержал свои эмоции, потом спросил у Сокольского: – Когда это произошло?
– Вчера. Около десяти часов вечера. Осипов как раз возвращался домой.
– Так это что, все случилось недалеко от его дома? – удивился Федор.
– Да можно сказать, прямо во дворе, – сказал Сокольский и тут же добавил: – По словам одного свидетеля, кстати, он тоже проживает в том же доме, что и Осипов, водитель был сильно пьяным. Ехал, вилял, и, заскочив на тротуар, наехал на Осипова. Так что, такие дела, – огорченно произнес Сокольский.
Туманов вздохнул. Сейчас он выглядел не менее разочарованным, чем лейтенант Сокольский.
– Да. Дела невеселые. Но что подозрительно, на мой взгляд. Вчера мы брали Мамедова. Этот взрыв… А вечером вдруг какой-то алконавт наезжает на лейтенанта ФСБ, который был у нас в разработке. Как вам это? – задал Федор вопрос, который предназначался Ваняшину и Греку. Сокольский поняв это, тактично промолчал, а Грек с Ваняшиным полностью согласились с майором.
Глава 29
Полковника Ефимцева не покидало нехорошее предчувствие, и потому все последнее время он жил в ожидании чего-то трагического и неизбежного. А началось это с того дня, когда он познакомился с Рустамом Мамедовым. Случилось это в тридцати километрах от Грозного во время его командировки в Чечню.
Павел Ефимцев так и не знал, кого винить в своих неудачах, судьбу, или его величество случай. О том, что в управлении ФСБ в экстренном порядке формируют оперативную группу экспертов для расследования серии террористических актов на территории Чечни, он узнал за пару дней до вылета. Группа состояла из пяти человек. Ефимцев напросился в нее шестым. Может, и не полетел бы, если б не обстоятельства. Два года назад уже не молодой полковник женился на двадцатишестилетней красавице, которая через девять месяцев родила Ефимцеву очаровательного карапуза.