Остановите земной шар! Я хочу сойти!
Шрифт:
Впервые Андрей увидел Марину на вступительных экзаменах в институт. Он был высоким парнем с приятным спокойным лицом. Некоторым оно казалось, правда, несколько простоватым. Его наивная добродушная физиономия вытягивалась по стойке смирно и деревенела, как флюгер на ветру, как только где-то показывались стройные длинные Маринкины ножки. Но она смеялась и категорически не принимала всерьёз, зная, конечно, что он, как, впрочем, и многие другие, влюблён до безумия.
Несколько раз, ради шутки или от скуки, ходила с ним в кино. А он не мог идти рядом. Она умела возбуждать во всем теле такой огонь, что он вынужден был, придумывая
Маринка, конечно, всё понимала. Она смеялась, подшучивала и разжигала его ещё больше. А после кино, встречались они, как правило, днём, без всяких угрызений совести, бежала на другое свидание. Андрей страдал, ревновал, бил, кого знал, из её ухажеров. Но ничего не помогало. Он был ей безразличен.
А самое страшное было то, что Марина была необыкновенная лгунья. Она лгала всегда, во всем и всем. По поводу и без повода. Она лгала даже тогда, когда это было совершенно не нужно и, больше того – когда это шло ей во вред. Она не могла иначе. Это была её страсть, её образ жизни. И это было бы просто смешно, если бы не было так невыносимо. Увы, она делала это так непосредственно и мило, что Андрей скрипел зубами, вздыхал, терпел и прощал.
Он терпел не так её, как сам себя со своей любовью, ревностью, муками. Целых пять лет он не спал по ночам, что, впрочем, способствовало его успехам на научном поприще, и, наконец, плюнул.
Плюнуть он решил как раз во время выпускного бала, когда Маринка, в очередной раз, пообещав ему одному и вечер и ночь, тут же с кем-то сбежала. Коварно улыбаясь, как он себе представлял.
Через несколько дней, получив направление в Киев в «Институт стали и сплавов», новоиспечённый инженер, не попрощавшись, уехал и постарался всё забыть.
Работа в институте оказалась, на удивление, необыкновенно интересной. А он, будучи талантливым молодым человеком, сам неожиданно и незаметно для себя, не отвлекаясь и не тратя времени на такие пустяки, как женщины, иногда, правда, о чем-то вздыхая, получил квартиру, стал старшим научным сотрудником. И, вообще, заработал уважение, авторитет и всеобщее внимание, как загадочная угрюмая личность. А, кроме того, холостая личность.
Прошло пять лет после окончания института. Родители Андрея жили во Львове. Его отец и дед были известными львовскими ювелирами, имели своё дело и долго не могли смириться с тем, что единственный наследник не продолжил родительской династии. Но, наконец, видя его успехи, сочтя, от нечего делать, всё божьей волей, простили непутёвого отпрыска и, в знак примирения, подарили любимцу японскую автомашину.
Здание, где работал Андрей, было на Подоле и добираться до Дарницы, где он жил, было не близко. Голубая маленькая «Нисаночка», не торопясь, везла его по переполненной вечерней автостраде. В салоне звучала музыка. Только что зажглись фонари, но было ещё светло. Андрей любил это время вечера. Он ехал и наслаждался красками заката над почти чёрным, залитым искорками огней, городом.
Трудная, необычная задача стояла сейчас перед ним. Ещё не встречались в его жизни такие преграды, которые он не смог бы преодолеть сам. Не считая единственной сердечной неудачи. Но с тех пор он десятой дорогой обходил подобные препятствия. И был почти спокоен. А теперь вот столкнулся вплотную. И самым неожиданным образом. Ни обойти, ни объехать.
Вчера утром, как ком с горы, Андрея вызвал начальник отдела и в лоб, без подготовки заявил:
– Андрей Сергеевич! У нас срочная командировка в Индию. Другой кандидатуры, кроме Вашей, мы не видим. Это и тема Ваша, и характер работы Ваш. Да и стиль тоже. Там дипломат нужен. Работы на три года. Но сначала надо подготовить документацию. Поедете на месяц. Осмотритесь, познакомитесь с персоналом, получите и установите аппаратуру и вернетесь. А к концу лета отправитесь обратно. – Весь этот монолог он выпалил скороговоркой, не поднимая головы, не глядя на ошеломлённого Андрея и, даже не спрашивая согласия – такая командировка считалась голубой мечтой поэта. За неё бились и даже кусались.
Наконец начальник поднял голову от своих бумаг и озабоченно уставился на, открывшего рот, сотрудника.
– Андрей Сергеевич! Вы подходите нам, как я уже сказал, по всем статьям. Кроме одной! Вы знаете, какие у нас традиции. – Он замялся. – Короче, нужен женатый специалист. Вот так-то! Послезавтра отправляйтесь в Бомбей. Документы и билеты Вам подготовят. Язык знаете. Вернетесь к концу мая и, уж будьте добры, как-то решайте этот вопрос. Случай, конечно, экстренный. Но Вы человек, как известно, серьёзный. Трёх месяцев, я думаю, будет достаточно. Итак, собирайтесь! Он лукаво улыбнулся, снова опустил голову и махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена. Обалдевший Андрей вышел из кабинета. Все уже всё знали и поздравляли наперегонки. Незамужние сотрудницы бросали горящие взгляды. Два дня он промотался по городу, решая свои дела и вот завтра утром вылетать, а он даже ещё и не подумал о главном задании. Билеты и документы лежали в кейсе.
Он медленно подъезжал к мосту Патона и вдруг увидел на краю тротуара женскую фигурку с цветами. Лица не было видно за букетом. Она, видно, очень спешила, это было видно по её напряжённой позе, но не решалась останавливать шикарную иномарку.
Андрей, вообще-то, почти никогда никого не подвозил, а тут вдруг решился. Домой ехать было ещё рано. К друзьям не хотелось – начнутся проводы. А тут, кажется, по пути. Он мягко остановил машину у тротуара и открыл дверцу. Зажегся свет и в кабину неуверенно просунулась очаровательная головка с волной густых золотистых волос и огромными зелёными глазами…
Это была Марина. Андрей узнал её сразу и, как бывало прежде, окаменел. Но только на мгновение. Он уже научился владеть собой. Марине тоже хватило секунды, чтобы всё понять и взять себя в руки. Она мягко улыбнулась и села в машину. Это была она и не она. Вроде, всё оставалось то же: губы, волосы, глаза, фигура даже. Но на лице было совсем другое выражение. В её улыбке теперь не было ни лукавства, ни иронии, ни вечного надменного превосходства. Это была простая добрая и, немного усталая, улыбка.
Они сидели и молча смотрели друг на друга. Андрей не испытывал ни возбуждения, ни стеснения. Ему казалось, что в его голову и грудь вливают что-то приятное и тёплое. То, что, оказывается, случайно выплеснулось пять лет назад, а он и не заметил. Так и ходил пустой всё это время. За те несколько минут, что они проникали друг в друга, совсем стемнело. Машина стояла прямо под фонарём с открытой дверью и в неё заглядывали прохожие.
Наконец Марина опустила глаза, как-то непривычно грустно вздохнула и сказала тихо: