Останься со мной!
Шрифт:
– Знал. – Он опустил голову, но тут же резко вскинул ее. – Только я ни слова о «Грачах» ей не говорил. Она сама сказала, что прослушала кассету…
– И что же? – нетерпеливо перебила Маша.
– Она ей не понравилась… Больше мы об этом не говорили. Но это было Люсино мнение, а не мое…
– Я тебе не верю! – выкрикнула Маша, сверкнув глазами. – Ни одному твоему слову не верю! Надавил на жалость, а та дура и повелась! А про Игоря она тебе что-нибудь говорила?
– Нет, – покачал головой Женя.
В глазах его появилась тревога.
– Ну, так знай! Я с ним встречаюсь, и уже давно! А к тебе никогда не вернусь! Слышишь, никогда! Потому что Игорь, в отличие от тебя, понимает, что музыкант, не стремящийся к славе, все равно, что… – Она запнулась в поисках нужного сравнения, а потом со злостью махнула рукой и вскочила со стула.
– Маша!
– Ничтожество! – бросила она, шагнув к двери.
Ее рука уже лежала на дверной ручке, когда Женя упавшим голосом повторил:
– Маша!
– Ну, что ты мне можешь еще сказать? – резко обернулась она.
– Не уходи…
Он так много хотел ей сказать. Хотел сказать, что Черепашка и его кассету прослушала, только он еще не знает, понравилась она ей или нет. И что все это он сделал ради нее, Маши! Что готов наплевать на свои принципы, готов всю жизнь писать для нее песни, лишь бы она их пела… И что теперь он все будет делать так, как она скажет… Во всем будет слушаться ее… Но ничего этого Женя не сказал, потому что Маша, бросив на прощание насмешливое и пренебрежительное: «Выздоравливай, верхолаз!» – скрылась за дверью. Конечно, он мог кинуться следом… Мог, но не стал этого делать. В эту секунду Женя с горечью осознал, что той Маши, которую он любил, которой так нравились его песни, уже нет. А может быть, никогда и не было… Сейчас ему казалось, что он придумал ее, сочинил, как сочинял стихи и мелодии для своих песен, и влюбился не в настоящую Машу, а в придуманный им образ.
Маша так стремительно летела по лестнице, что чуть не сбила с ног Черепашку. Татьяна Сергеевна успела чисто автоматически отскочить в сторону.
– Ой! – тихо выдохнула Люся, узнав в наскочившей на нее девушке Машу.
Та смерила ее с ног до головы презрительным взглядом, а потом громко и зло расхохоталась прямо Люсе в лицо.
Растерявшаяся Татьяна Сергеевна с немым ужасом в глазах наблюдала за этой сценой. Не дав им обеим опомниться, Маша выкрикнула: «С Новым годом!» – и как ни в чем не бывало зашагала вниз с высоко поднятой головой.
Не в силах сдержать нахлынувшую тревогу, Татьяна Сергеевна устремилась вверх по лестнице. Люся еле поспевала за ней. В палату они вошли без стука. Они, можно сказать, ворвались туда. Женя сидел на кровати, стиснув руками голову. На их появление он отреагировал лишь слабым кивком. Ни слова не говоря, Татьяна Сергеевна принялась выгружать из сумки принесенные продукты. Движения женщины были нервными, порывистыми. Люся, вначале нерешительно присевшая на краешек стула, теперь подошла к ней и стала так же молча относить свертки и банки в холодильник. Молчание нарушил сам Женя.
– Вы ее встретили? – спросил он таким обыденным голосом, будто речь шла о дежурной медсестре.
– Столкнулись на лестнице, – спокойно ответила Черепашка.
Почему-то сейчас она не ощущала никакого волнения, а только радость и чувство облегчения оттого, что с Женей ничего не случилось.
– Какая-то она была странная, – осторожно заметила Татьяна Сергеевна.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Женя.
И больше за весь вечер они не сказали о Маше ни слова.
– Нам, наверное, пора, сынок. – Татьяна Сергеевна посмотрела на часы.
Во время ужина говорила в основном она, рассказывая о родственниках, каких-то незнакомых Черепашке товарищах Жени, его одноклассниках. Она изо всех сил старалась разрядить напряженную атмосферу, царившую за их «праздничным» столом.
– Я тоже пойду, – подхватилась Черепашка.
Ей совсем не хотелось никуда уходить, но стрелки часов уже подходили к девяти. Нужно было определяться с Новым годом. Рассеянно шаря по карманам, Люся нащупала листок, на котором был записан телефон, что дала ей Лу. О Жениных песнях она не сказала ни слова, видимо почувствовав, что сейчас это будет не кстати. И вдруг он сам спросил:
– Ну как тебе кассета?
– Знаешь, мне так хотелось сказать тебе, поделиться, обсудить… – неожиданно разволновавшись, заговорила Люся. – Но ты сегодня какой-то грустный… Вот я и подумала, что в другой раз… А на самом деле, если ты не передумал… Словом, мне понравились почти все песни… Особенно «Я – курок!». Мне показалось, что она самая подходящая для записи… В качестве заявки, понимаешь? Я даже редактору позвонила и сказала, что нашла классный материал. А когда тебя выписывают?
– Мам, ты, наверное, иди… – Женя посмотрел на мать, а потом перевел взгляд на Люсю: – А ты очень спешишь?
– Вообще-то мне некуда, – неожиданно для себя самой призналась она.
– Люсь, ты не сердись только… – осторожно начал Женя, едва за Татьяной Сергеевной закрылась дверь. – Но я спросил тебя о кассете лишь затем, чтобы сказать… – Он замолчал, провел по лбу тыльной стороной ладони, набрал воздуха и выпалил скороговоркой: – Чтобы сказать, что я не буду ни записываться, ни сниматься в твоей программе и вообще ничего такого я делать не буду, потому что теперь это потеряло для меня всякий смысл. Извини, – окончил он, переведя дух.
Черепашка растерянно молчала, глядя сквозь стену, и тогда Женя, коснувшись ее ладони рукой, сказал грустным голосом:
– Но я очень рад, что тебе понравились мои песни. Честное слово. Что именно тебе они понравились…
– Я могу узнать, что случилось? Почему ты передумал? – после паузы, по-прежнему глядя в стену, дрогнувшим голосом спросила Черепашка.
Его рука все еще лежала поверх ее. И не потому, что Женя забыл ее убрать. Люся чувствовала, видела, что ему нравится касаться ее руки. И тут, словно бы в подтверждение ее мыслей, Женя чуть сжал ее пальцы, потом отпустил, убрал свою руку, поднялся и отошел к окну. Спустя несколько секунд он заговорил. Женя, как мог, то и дело прерываясь, подбирая слова и волнуясь, передал Люсе все, что сказала ему Маша. Черепашка слушала, глядя на его спину, чуть сгорбленную и какую-то неприкаянную, и чувствовала, что если она сейчас уйдет, то это будет их последней встречей.