Останься со мной
Шрифт:
Когда мы подошли ко входу, он нажал кнопку на черном домофоне и пробормотал несколько слов, которые моя голова не была морально готова понять, а потом дверь со жужжанием открылась. Стэнли вошел следом за мной и передал планшет с записями другому охраннику через отверстие в стеклянной перегородке. Охранник с бритой головой и мешками под глазами, посмотрел поверх планшета, прежде чем открыть еще одну дверь, как будто это был ее естественный рефлекс.
Мы прошли через вторую дверь, и Стэнли посоветовал мне дождаться прихода медсестры. Он передал мой чемодан охраннику, и я задалась вопросом,
Ко мне подошла женщина в белом халате и протянула чистую стопку серой одежды.
— Следуй за мной, — вот и все, что она сказала. Я повернулась к Стэнли, и он опустил голову в единственном кивке. Неужели это будет последний раз, когда я вижу этого молчаливого охранника?
Я последовала за женщиной по плохо освещенному коридору, прежде чем она резко повернула направо. Здесь был еще один коридор, более темный, чем предыдущий. От тихих стонов и криков из комнат, мимо которых мы проходили, по телу пробежали мурашки. Боясь заговорить, я тихонько подошла ближе к ней, как будто она могла защитить меня. Постоянное ощущение присутствия кого-то позади нас заставляло меня постоянно оборачиваться.
Мы подошли к одной из белых дверей. Внутри была небольшая ванная комната с белыми стенами, совсем не похожая на общую ванную в главном здании, женщина вошла следом за мной. Здесь было далеко не так чисто. Медсестра открыла кран в одной из трех кабинок, когда я заметила капли воды, падающие из гниющего пятна в углу потолка. Темно-красные потеки покрывали трещины в плитке. «Это кровь? Срань господня, это же кровь». Я резко повернула голову в ее сторону, как будто она могла читать мои мысли.
— Раздевайся. Тебе нужно снять все украшения, предметы одежды и любые аксессуары для волос, — объяснила она, не глядя мне в глаза. — Ты примешь душ, прежде чем я покажу тебе твою комнату.
Я сделала, как было велено, опасаясь, что, если я ослушаюсь, у нее могут вырасти рога или острые клыки, а затем она сорвет плоть с моих костей, а кровь забрызгает плитку, присоединившись к остальным подтекам.
Вода была холодной. Температура только вызывала воспоминания о том, как мы с Олли обнимали друг друга на полу душевой. В ту ночь он так крепко обнимал меня, что сумел смыть весь мой рецидив. Он стал моим единственным противоядием в то время, когда я была своим худшим врагом. Он всегда был моим лекарством, но я вела себя слишком эгоистично, чтобы это заметить.
Единственным средством гигиены в душе была бутылочка с мылом, которое пахло детской присыпкой. Я нанесла его на волосы и тело, прежде чем ополоснуться и выйти. Пока я одевалась, женщина не отрывала глаз от книги, лежащей у нее на коленях.
Серые брюки с завязками низко висели на моей талии, и явно были на размер больше, но сейчас любая одежда была для меня большой. Я была слишком худой. Я натянула простую серую футболку, а затем такую же серую толстовку. В корпусе Б было гораздо холоднее, чем в главном здании, и толстовка
У тихой, миниатюрной женщины было молодое лицо, но седина окрашивала большую часть ее волос. Она свела свой диалог к минимуму, открывая рот лишь для того, чтобы дать мне указания или инструкции, и ни разу не посмотрела в глаза.
Как и я, она отдалила себя от окружающих. Но у нее была другая причина. Именно здесь она стала таким холодным и отстраненным человеком. Если бы у нее появилась привязанность, это усложнило бы ей работу. Мне было интересно, в какой момент она стала такой? Был ли кто-то, кто ей понравился? Что-то случилось с этим человеком? Знала ли она, что я не выберусь отсюда живой? Была ли та кровь на плитке в ванной упомянутого человека?
Она проводила меня до моей комнаты. Поверх фанеры лежал жесткий матрас, другой мебели в комнате не было. Ни подушки, ни простыни, только матрас. Не было даже окна. Только матрас.
Я легла на него и свернулась калачиком на синем матрасе, готовая расплакаться, но слезы все не шли. Поэтому я продолжала неподвижно лежать, погруженная в свои мысли, гадая, что делает Олли, наслаждается ли он компанией алкоголя и Бриа во время их ночной вечеринки или вынужден сидеть в одиночке после инцидента в коридоре. Думал ли он обо мне?
Олли плакал. Я видела раньше, как плачет мой отец, но это не подействовало на меня так, как слезы Олли. Наблюдать за тем, как он плачет передо мной, только усилило боль в моей груди. Как будто кто-то взял кинжал и пронзил мое сердце, а затем провернул рукоять. Было больно, и я знала, что, если бы Джейк не оттащил бы меня, я бы сделала все, чтобы быть рядом с ним. Я бы вытерла его слезы и обнимала его, как делал он, будучи моим ангелом в самые темные часы. Олли плакал, и теперь он был один. Или не был?
В любом случае, я ничего не могла с этим поделать. Я не в состоянии изменить то, что уже произошло.
Дверь в мою комнату открывалась много раз, и маленькая женщина предлагала мне еду, но я постоянно отказывалась. Трудно было сказать, сколько времени я оставалась в позе эмбриона, уставившись в пустую стену. Не было ни солнца, ни луны, и не было часов над дверью — только белые стены с мягкой обивкой и этот гребаный синий матрас. Ирония заключалась в том, что именно этого я и ожидала, когда выходила из лимузина в первый день своего приезда. Психушка оказалась такой, какой я ее себе и представляла.
Не изумрудные глаза, не покрытая татуировками кожа и не прекрасная душа.
Я никогда не представляла себе Олли.
Я никогда не предвидела его в своей жизни.
В конце концов, мой желудок перестал урчать, пока я пребывала в своем мрачном состоянии. Мое тело дрожало, а боль в груди становилась все сильнее и глубже. Я пообещала, что буду беречь огонек, горящий внутри меня, но это было трудно, когда его не было рядом. Мое тело боролось, а разум медленно терял равновесие. Желая увидеть его лицо, я зажмурилась и представила, как шевелятся его губы, когда он читает мне. Боль в моей груди вспыхнула, когда я вспомнила, как он целовал меня, как он смеялся. Боже милостивый… его смех.