Остатки былой роскоши

Соболева Лариса Павловна

– Вот смотри, я редактор газеты. Моими руками они, хозяева наши, съедают многих. Как? Элементарно. Приведу пример. У сына Сабельникова в собственности часть пляжа, а часть у Громова. Первый получил пляж задарма, второй выкупил. У Сабельникова там кругом грязь, кафе по санитарным нормам – ни в какие ворота. А у Громова чистота, он купил шезлонги, открыл тир и детскую комнату, где можно оставить на время ребенка, работают спасатели, завезли песок, в кафе порядок, а подходы к пляжу вылизаны. Куда стали ходить люди? Конечно, к Громову. Тут я выпускаю маленькую заметку, а в ней написано, что обнаружен клещ, разносчик лихорадки, от которой наступает летальный исход. Клещ этот обитает в районе пляжа

Громова, и несколько человек уже госпитализированы. Люди доверчивы, и все, сразу пошел отток посетителей с его пляжа. Уж где можно подцепить клещ, так это у сына Сабельникова, а люди пошли на его территорию. Еще пример: грязная возня вокруг пиццерии. Строилась она у всех на виду, и никто не изрыгал в сторону строительства проклятия. Но владелица пиццерии не стала делиться прибылью. А там приток клиентов большой, потому что цены приемлемые, обслуживание и вкус блюд на мировом уровне, да и посидеть приятно в красивом интерьере – хоть на веранде, хоть внутри. И что? Я получил задание и печатаю заметки каждую неделю. Доношу до сведения граждан, что работники пиццерии не прошли медосмотр, что санитарное состояние там – кошмар, да и только, что продуктами потчуют несвежими, что холодильные установки в нерабочем состоянии, что горожане возмущены появлением уродливого здания, испортившего архитектурный стиль площади. Но это же неправда. Так и с Кимом было. Я скрываюсь за чужими фамилиями, за псевдонимами. У меня уже нет своего лица. Выходит, я работаю, живу, чтобы лгать во благо негодяев, а они моими руками забивают тех, кто делает дело и не стелется перед ними. Когда я об этом задумался, понял, что жизнь прожита зря, скучно, паршиво.

– Не писал бы. Чего не отказался катать статейки?

– Потому что я раб, Гена. Раб страха. Последние несколько лет я боялся, что меня выгонят с работы. Мне было страшно остаться без газеты, а в ней – мое призвание. А сейчас считаю месяцы до пенсии и мечтаю избавиться от той же газеты. Все меняется. Я не предполагал, что человек может прожить без призвания, что его можно до этого состояния довести и что он будет готов послать к черту свой талант. Ты тоже, Гена, раб. Раб зависти.

– Знаешь, у меня на сей счет свое мнение, – разозлился Бражник.

– Да это сколько угодно. Но ты, Гена, загляни внутрь себя. Зачем тебе было лезть в кресло мэра? Чего не хватало? Я твой друг и скажу честно: не хватало славы Кима. Ты хотел доказать, что лучше его, считал, что тебя несправедливо обошла судьба. Ты мечтал обскакать Кима, но выбрал не те методы. Самые, казалось бы, легкие, а на деле тяжелее скалы. Да-да, ты попытался поднять скалу, она и задавила тебя. Судьба, Гена, выбирает крупных личностей. Мы с тобой не вписываемся в ее рамки.

– Ну ты загнул, обличитель, – презрительно сказал Бражник. – Хорош подарок судьбы: Ким в тюрьме пять с половиной лет отбарабанил. А Сабельников, Ежов, Хрусталев? Их же тоже выбрала судьба. И они крупные личности?

– В какой-то степени да. Но эти господа – сатанинские слуги. Он выбирает своих, потому пихнул их наверх. Вот тебе и борьба сил добра и зла, так просто. А мы с тобой слуги слуг сатаны. Нас стало много, потому и вокруг безрадостно. Это все мы.

– У тебя разжижение мозгов, друг мой, – вышел из себя Бражник. – С такими мыслями попадешь в дурдом или на тот свет. Совесть его замучила, скажите пожалуйста! Что до меня, так мне до фонаря твои душевные терзания и патетические речи. Ты мазохист! С какой стати я должен был упускать шанс? Моя ошибка в том, что отступил.

– Тебя купили, Гена, давай называть вещи своими именами. А потом кинули.

– Называй как хочешь. Я отвоевывал место под солнцем, не удалось, что ж из того? Я наладил бизнес, живу неплохо. Сейчас меня волнует Ким, где он затаился. Он хочет отомстить, а я не желаю, чтобы меня кокнули.

– Да кто сказал, что он убьет нас? Ким обещал уничтожить нас нашими же методами. Это не значит, что он станет убивать. Нет, ему мало убить. Впрочем, неизвестно, как мы вынесем его шаг конем, возможно, кто-то и станет покойником. Но, Гена, признай: мы заслужили. Нельзя топтать человека, он от этого звереет. Ладно, спи, а то уже рассвело. Я пойду выпью валокордин.

Медведкин поплелся на кухню, выпил капли, сел на табурет и долго смотрел в окно, как солнце золотило верхушки деревьев и крыши домов. Наступило утро, и кому-то оно принесло радость...

3

Два взрыва в ночь на субботу потрясли город. И уже в десять утра готово было толкование ночных событий в городе. Правда, версии разнились. На рынке, в магазинах, в транспорте судачили:

– Террористы и до нас добрались.

– Какие там террористы! Бензоколонки принадлежат главе администрации, его наказали конкуренты. Он же не дает никому хода. Все хапает, хапает.

– Правильно сделали, а то совсем зажрался!

– А я слышала, что по халатности взорвались.

– Какая халатность! Вы что, дама, не понимаете? Так не бывает, чтобы халатность взорвалась одновременно в двух разных местах, но одинакового предназначения.

– Да какая нам разница, как и почему взорвались бензоколонки? Благо, что стоят бензоколонки на отшибе, за городом. Хоть люди не пострадали.

– Не скажите, разница большая. Если это террористы, то вдруг они вздумают взорвать бензоколонки в городе, что тогда будет? Ведь всем известно, что ставить бензоколонки в городе опасно, а ставят. Кто разрешение дает? Мэр. А чьи они? Тоже мэра. Все понятно?..

И тому подобное переходило из уст в уста.

В дом помощники попали через второй этаж. Забрались сначала на крышу, потом один влез в раскрытое окно второго этажа, рискуя жизнью.

Мэр храпел на полу в гостиной, не слыша ни стуков в дверь, ни криков. Помощники его растолкали, поволокли в ванную и привели в чувство холодной водой, поливая нещадно голову и грузное тело с жировыми накоплениями. Мэр как следует обложил их матом, а услышав новости, прощения не попросил, помчался на бензоколонку. Вообще-то прощения просить он просто не умеет.

Куликовский прибыл туда же лично, хотя не обязан был это делать. Ходил вокруг дымившегося пепелища – пожар уже успели потушить – такой большой, такой хмурый, такой злой. Дело в том, что в городе ничего подобного не случалось. Город на хорошем счету в области, а счет сей обязан родной милиции. Операции по поимке преступников проводили потихоньку, без паники и лишнего шума. Ну теперь шумиха обеспечена. Одно радовало: слишком рано, поэтому местное телевидение на пожарище пока не пожаловало. Впрочем, телевизионщиков можно и прогнать без церемоний – чай, не баре. Завидев Сабельникова, выскочившего из машины с перекошенным и отекшим лицом, Куликовский не поторопился навстречу, а еще больше нахмурился и уставился под ноги: мол, думу думаю. Здесь же слонялся и Степа.

Мэр носился туда-сюда вокруг дымящихся головешек бензоколонки, взмахивал руками, невнятно бормотал, никого не замечая, а похож был на пассажира, прошляпившего свой поезд и заклинающего его вернуться. Замначальника управы нехотя приблизился к мэру, тот, увидев его, залепетал:

– Как же так? Что тут произошло? Почему?

– Есть предположение, что рванула бомба, – кисло сообщил Куликовский.

– Бомба? – поразился Сабельников, не вспомнив звонок Рощина. – Кто посмел? Кто осмелился? У нас в городе не было бомб!