Остатки былой роскоши
Шрифт:
– У меня была такая мысль. Но я от нее отказался. Ведь Рощина нет в гробу. Не думаешь же ты, что покойник сбежал из могилы? Вот что странно – на похоронах присутствовали многие и видели: Ким лежал в гробу, а мертвый человек сильно отличается от живого. Как же обманулось столько людей на похоронах Рощина? Этого я и не могу понять. Полный обвал! Но есть еще загадка. Семерка палила по Рощину, стоявшему в окне часовни. Сегодня мне бомж показал вход в склеп под часовней. Он с секретом, там Рощин запросто мог спрятаться, если бы... В него ведь попали, когда стреляли. Понимаете, попали! Черт возьми! Получается, некоторые вещи в этой истории объяснимы,
– Степа, – сказала Яна, и личико ее подернула таинственность, – я все-таки верю в странности и мистику. Рядом с нами живет одна женщина, так она рассказывала, что видела своего мужа несколько ночей подряд после похорон. Он приходил к ней до сорока дней...
– Янка, не морочь мне голову чепухой, – прервал ее Степа, задумчиво глядя в окно.
А погода испортилась: неожиданно похолодало, набежали тучи. Май – коварный месяц.
2
– Все газеты изъяли? – спросил Сабельников, величественно стоя над пачками, брошенными прямо на пол в его кабинете.
Вечерние сумерки обволакивали город, все порядком устали, проголодались и были похожи на загнанных лошадей.
– Неизвестно, – выдохнула Зина. – Столько пришлось точек объехать – в глазах рябит. В некоторые киоски газеты не поступали, но время-то на поездку потратили. Вероятно, кое-что просочилось в город. Нас слишком мало было, чтобы ликвидировать весь тираж.
Зина замолчала, мыслями умчавшись к Ежову, который один скупил весь тираж газеты со скандальным интервью женушки. Как он это сделал? И подумала зло: «Эх, Валя, последняя сволочь! Устранился в такой трудной ситуации!»
– А Ежова не удалось привлечь? – насупился Сабельников, как будто прочитав ее мысли.
– Нет, – сказал Фоменко, и в этом «нет» слышалось явное осуждение Ежова. – Я звонил ему, у него температура. Так он сказал, во всяком случае.
– За наш счет думает выскочить? – с угрозой протрубил Сабельников. Он за день успел выпить две бутылочки, их содержимое напитало его храбрость. – Не выйдет! Тоже мне страус, в песок башкой зарылся! Каков дальнейший наш план?
У всех плавились мозги, главное – никто не представлял, чем еще их огорошит Рощин. Но именно сегодня они поняли, что действует Ким последовательно и сила его страшна. Какие, к черту, планы! Тут шкуру бы спасти, но только как? Мэр, глядя на заскучавших товарищей по несчастью, предположил про себя, что команда соратников, кажется, готова уже сдаться на милость Рощина. А Николай Ефремович никогда, ни за что и никому не сдастся, стоять насмерть будет! Поэтому он спросил недовольно:
– Что, лапки сложили? Мы еще посмотрим, кто кого. Есть предложение: попробовать откупиться от Рощина. Мы люди небедные, сбросимся и заткнем пасть этой мертвечине!
Мэр торжествующе пробежал глазами по команде, надеясь, что его план одобрят. Но реакция оказалась не та, какой ожидал. Зина лишь неопределенно плечиками шевельнула. Фоменко вообще никак не проявил своего мнения. Хрусталев рассмеялся истерично, затем как-то сразу замолк и сник, что, по-видимому, означало опасение, что Рощин выкупа не примет. Медведкин уныло проговорил:
– А сколько стоит честь? Сколько заплатить, чтоб человек почувствовал удовлетворение после унижений, разорения и клеветы? Сколько стоит предательство?
– Брось, Арнольдыч, – устало выговорил Бражник, – всему есть цена.
– Да? – поднял на него глаза спаниеля Медведкин. – Тогда ты найди Кима и предложи выкуп. Мне даже интересно, что он тебе скажет.
– Вот-вот! – оживился мэр. – Его надо найти и поговорить по душам.
– Где ж его искать? – вздохнул Фоменко.
– У сожительницы! – взвизгнула Зина и обратила взор на мэра, который первый предположил, что Рощина следует искать у любовницы. Все пропустили эту важную мысль мимо ушей, а она нет. – У гражданской жены.
Слова «гражданская жена» Зина всегда произносит с долей презрения, считая, что неприлично не оформлять брак. Ведь потом из-за этого масса недоразумений бывает. К Зине часто обращаются незарегистрированные вдовы, требуя защиты от официальной семьи покойного сожителя. Нет, вдуматься: не в суд идут, а к ней! У них, видите ли, законные жены отбирают часть имущества. И правильно делают, считала Зина. Это ж до какой степени надо быть беспринципной, чтобы позволить мужчине пользоваться домом, постелью, собой – и ничего не требовать взамен! Она их так и называет: сожительница. И брезгливо откидывается на спинку кресла, разговаривая с такими женщинами, отвлекающими ее своими посещениями от важных дел.
– Едем к ней, – воодушевился мэр. Все устремились за ним.
Степа уже привык видеть семерку в сборе. Правда, сейчас он одного недосчитался. Пронаблюдав, как шесть знаменитых личностей расселись по автомобилям и двинули гуськом, друг за дружкой в одну сторону, Заречный толкнул локтем дремавшего Толика:
– Давай за ними.
Яна спала на заднем сиденье и, когда машина тронулась с места, даже не проснулась. Кортеж из четырех автомобилей – на сей раз и мэр отправился в сопровождении помощников на служебном авто – некоторое время ехал по освещенной центральной улице. Но в районах частного сектора темень стоит жуткая. Свернув в переулок, очутились во власти полной тьмы. После очередной колдобины Степа предупредил:
– Толик, не спеши. Угробишь машину – Кулик с тебя три шкуры сдерет. И с меня тоже. Езжай потише и включи фары – мало ли, кто за ними едет.
В узком переулке, где и развернуться толком нельзя, четыре автомашины стали, перегородив полностью дорогу. Степа издалека увидел эту картину и попросил Толика остановиться не доезжая квартал, за углом. Сам же вышел из машины, натянул кепку на нос, поднял воротник куртки и медленно пошел по переулку. Пройдя мимо автомобилей, не понял, в какой дом нагрянули отцы города. На противоположной стороне сел на скамью у забора так, чтобы видеть все четыре автомобиля.
Медведкин остался в машине Бражника и ни за какие коврижки не согласился встречаться с женой Кима – ему было стыдно. Правда, о стыде своем он не сказал ни слова, просто отказался идти, и все. Остальные, опасливо обходя захлебывающуюся лаем на цепи собаку дворовых кровей, пошли к дому.
– Вам кого? – настороженно спросила открывшая дверь женщина лет тридцати, увидев сразу пятерых незваных и нежданных гостей.
Остановившись у порога толпой, прибывшие уставились на хозяйку. Майя – женщина красивая, темноволосая, черноглазая, статная – вовсе не скрывала, что не рада гостям. Да и они, войдя в дом, смотрели на нее затравленно, отчужденно. Поскольку гости, лица которых она теперь увидела и узнала, не проронили ни звука, Майя продолжила колдовать у плиты, не предложив им сесть, чем дополнительно выразила свое отношение. Инициативу взял на себя мэр: