Оставь меня за кадром
Шрифт:
Ничего страшного.
Он глубоко вздохнул, сделал пару шагов в сторону от ресторана, а затем нажал вызов и поднес телефон к уху.
Его преследователь ответил после первого гудка:
– И снова здравствуй, Бит.
В живот Бита будто вонзилось раскаленное железо.
Звучал ли голос мужчины более раздраженным, чем в предыдущие годы?
Взбешенным?
– Мы же договорились, что распрощались навсегда, – сказал Бит, крепко сжимая телефон. – Ты больше не должен был появляться в моей жизни.
В трубке раздался хриплый вздох.
– Дело в том,
С этими зловещими словами, эхом отдающимися в его ушах, на Бита снизошло какое-то сюрреалистическое спокойствие. Это был один из тех моментов, когда он огляделся вокруг и задался вопросом: как, черт возьми, он вообще оказался в такой ситуации? Стоял ли он действительно здесь? Или это все сон без конца, из которого не вырваться? Внезапно знакомые виды Гринвич-стрит, расположенной всего в нескольких кварталах от его офиса, стали походить на съемочную площадку фильма.
Рождественские огни в форме колокольчиков, Санты и листьев падуба свисали с уличных фонарей, а ранний декабрьский мороз превращал его дыхание в морозный пар. Бит стоял в Трайбеке, достаточно близко к Финансовому кварталу, и видел, как белые воротнички, так и не сменив офисной одежды к восьми вечера, перебрав выпивки, нервно курили сигареты на тротуаре. По улице брел эльф-бродяга, что-то крича в свой телефон. Мимо медленно проехало такси, чьи колеса скользили по мокрой жиже, оставшейся после короткого послеполуденного снегопада, и из окна доносилось: «Счастливого Рождества!»
– Бит, – раздалось из телефона, и он вернулся к реальности. – На этот раз мое молчание обойдется в два раза дороже.
Тошнота подступила к горлу, и его голова закружилась.
– Не выйдет. Я ведь не печатаю деньги, а к средствам фонда я не притронусь. Нужно уже остановиться.
– Как я уже сказал…
– Правда всегда настигает. Я тебя понял.
На линии повисло тяжелое молчание.
– Мне определенно не нравится, как ты разговариваешь со мной, Бит. Мне есть что рассказать. Если ты не заплатишь мне за то, чтобы я помалкивал, я получу то, что мне нужно, от «20/20» или от журнала «Люди». Она падки на всякие скабрезности.
И тогда жизнь его родителей рухнет.
Правда опустошила бы его отца.
Безупречная репутация его матери разлетелась бы вдребезги.
Мнение публики об Октавии Докинз пошатнется, и тридцать лет благотворительной деятельности, которой она занималась, окажутся обесценены. Все об этом забудут, ведь им будет что обсудить.
Останется только одна ужасающая правда.
– Не делай этого, – сказал Бит, массируя пульсирующее место между глаз. – Мои родители этого не заслужили.
– Правда? Ну, я тоже не заслужил, чтобы меня выгнали из группы, – сказал мужчина, фыркнув. – Молчал бы лучше, малыш, ты в этом ни гу-гу. Тебя и в планах еще не было. Ты мне поможешь или как? Мне еще есть кому позвонить. Знаешь, со мной дважды связывалась продюсер реалити-шоу. Возможно, с нее было бы неплохо начать.
Ночной воздух стал резать ему легкие при каждом вздохе.
– Какой продюсер? Как ее зовут?
Была ли это та самая женщина, которая писала Биту по электронной почте и звонила в течение последних шести месяцев, предлагая неприличную сумму денег за участие в реалити-шоу о воссоединении Steel Birds?
– Какая-то Даниэль, – сказал его преследователь. – Не суть. Всего лишь один из моих вариантов.
– Хорошо.
Сколько она предлагала Биту? Он не помнил точную сумму, только то, что прозвучала, кажется, семизначная цифра.
– Как нам распрощаться раз и навсегда? – спросил Бит в который раз, чувствуя себя пластинкой, которую заело. – Откуда мне знать, что это в последний раз?
– Тебе придется поверить мне на слово.
Бит покачал головой.
– Я бы хотел письменных гарантий.
– Еще чего. Либо мое слово, либо до свидания. Сколько времени тебе нужно, чтобы собрать деньги?
Черт возьми. Он не спит. Это правда происходит. Снова.
Последние полтора года были просто отсрочкой. В глубине души он знал это, не так ли?
– Мне нужно немного времени. По крайней мере, до февраля.
– Давай до Рождества.
От сильной паники у Бита кольнуло в груди.
– Осталось меньше месяца.
На линии раздался издевательский смешок.
– Если тебе удается убеждать всех, что твоя эгоистичная мать – святая, то и восемьсот тысяч к двадцать пятому числу ты как-нибудь раздобудешь.
– Нет, я не смогу, – произнес Бит сквозь зубы. – Это невозможно…
– Возвращайся с деньгами, или я все расскажу.
Связь прервалась.
Бит несколько секунд смотрел на телефон, пытаясь взять себя в руки. На экране накопились текстовые сообщения от его друзей, спрашивающих его, где он и почему опаздывает на ужин. Он уже должен был привыкнуть притворяться, что все нормально. Он делал это в течение пяти лет, с тех пор как шантажист впервые вышел на связь. Ему нужно улыбаться, слушать внимательно, быть благодарным за то, что у него есть.
Сколько еще он сможет выдержать?
Пару минут спустя он вошел в погруженный в кромешную тьму зал для вечеринок.
Зажегся свет, и появилось море улыбающихся лиц, кричащих:
– Сюрприз!
И хотя его кожа под костюмом была холодной как лед, он пошатнулся с изумленной ухмылкой, смеясь так, как все ожидали. Он принимал объятия, обменивался похлопываниями по спине, рукопожатиями и поцелуями в щеки.
«Все в порядке. У меня все под контролем», – думал он.
Бит боролся с нахлынувшим стрессом и пытался ценить все то хорошее, что видел вокруг себя, включая комнату, полную людей, собравшихся ради него. Учитывая усилия, которые они приложили, это меньшее, что он мог сделать. Одним из преимуществ рождения в декабре были дни рождения в рождественской тематике, и его друзья пытались его впечатлить. Белые мерцающие огоньки были обернуты вокруг живой гирлянды и свисали со стропил банкетного зала. В светящихся вазах стояли пуансеттии. В воздухе витал тяжелый аромат корицы и сосны, а в дальнем углу помещения горел камин. Его друзья, коллеги и несколько двоюродных братьев надели шапочки Санты.