Оставь меня

Гофман Кристина

Предатель. Предатель. Предатель, - по кругу в голове одно лишь слово.

Он просто взял и по самую рукоятку вогнал нож в мою спину. Раздавил меня. Размазал.

То, как я безгранично доверяла Мише – обернулось против меня.

Дура. Так ведь? Скажет любая. Ты что не видела знаков? Не замечала?

Они будут правы. Я дура. ДУРА. Идиотка, которая растворилась в муже и верила ему как себе. Даже в самом страшном сне я не могла подумать, что Миша заведет интрижку на стороне. Хотя…

Почему я решила, что это интрижка. Михаил

не кобелина и просто так бегать справлять нужду не стал бы. Наверняка там чувства и все как полагается в любовных романах. Любовь, нежность, ласка. Отсюда такое холодное отношение ко мне. Безразличие.

Чего ему не хватало.

ЧЕГО?

Интима? Не считая этих двух гребаных месяцев несколько лет назад, я никогда не отказывала мужу. НИКОГДА! Старалась выполнять все его желания и выглядеть достойно. Привела после родов в порядок фигуру, занялась внешностью, пошла работать, из клуши вернулась в форму достаточно быстро. Раком, боком, поперёком, в шикарном белье и при любом настроении, всегда старалась угодить. Всегда!

Вот это и ошибка. Вот она! Нельзя растворяться в мужчинах. Отдаваться на сто процентов. Не оценят они этого и я прямое тому подтверждение.

Когда это произошло? Не понимаю.

Миша всегда рядом, кроме работы и командировок. Все праздники и значимые даты дома, со мной и детьми…

Физически меня просто выкручивает от боли, она разливается внутри горячими очагами и прожигает мое тело. Не представляю, как жить дальше. Как дышать. Как верить людям.

Ощущение, что умер самый близкий для меня человек.

Мой муж. Мой Миша. Человек, которого я обожествляла и считала лучшим из мужчин. Очень хочется упасть на пол и биться лбом, биться в долбаный пол головой и кричать. Я даже не знаю кого винить… Его? Себя? Разлучницу? Обстоятельства?

Знаю одно. Не прощу его.

НЕ ПРОЩУ. 

Никогда не прощу Мише предательства.

В голове полный раздрай, не могу собрать мысли в кучу. Понимаю, что в таком состоянии я не способна даже нормально общаться с Михаилом. Хочется вмазать ему пощечину, собрать вещи и вместе с детьми покинуть дом. Однако, так поступают лишь глупые истерички. Не доставлю ему удовольствия так легко от себя избавиться.

Я должна разобраться что к чему, понять правда ли это все, и с трезвой головой действовать. Если сейчас швырну в лицо ему сообщение, начнет либо отнекиваться и божиться всем на свете, что это глупая ложь, а я дура, которая в нее верит, либо извиняться и клясться в том, что было единожды и никогда не повторится.

Понимаю, что мне нужно сохранять трезвую голову, но пока не знаю откуда буду черпать силы, чтобы справиться с той лавиной боли, которая на меня обрушилась.

Десять лет.

ДЕСЯТЬ!

Я хранила верность. Где-то наступала на свое горло ради интересов мужа, молчала и глотала обиды, задвигала свои желания ради Мишиных, вынашивала под сердцем наших детей, рожала их в муках, создавала дома уют и сдувала пылинки со своего героя. Никогда, черт подери, НИКОГДА, даже в мыслях я не изменяла ему.

Подхожу к зеркалу. В отражении вижу заплаканное лицо и меня разбирает злость.

Дура. Наивная дура!

Наотмашь бью по зеркалу и разбиваю его. По руке течет кровь из порезов, но я ничего не чувствую. Ощущение, из меня достали сердце, душу, и высосали кровь. Смотрю на себя как со стороны и чувствую омерзение.

Это все моя мягкотелость, неумение быть жесткой с близкими людьми, бесконечное доверие. Вечно я сужу людей по себе. А они другие…. И не всегда готовы отвечать на доброту добротой, на верность верностью…

Честно говоря, впервые в жизни мне хочется харкнуть Мише в лицо. Та злость, что поднимается внутри, пробуждает во мне темную сторону. Если я узнаю на сто процентов, что у Миши есть любовница – сотру его в порошок.

Это он ошибочно полагает, что я милая и добрая дура Анечка. Да, возможно, я стала с ним мягче, добрее, безвольнее. Но он, видимо, забыл, какой я могу быть жестокой с тем, кого не люблю. Забыл, как карякал свои писульки под моими балконами много лет назад и умолял обратить на себя внимание.

Что же.

Я отвечу.

Отвечу так, что он усомнится в своем существовании в моей жизни и жизни детей. Я уничтожу все связанное с ним, забуду каждый день и минуту, которую провела с этим чудовищем, выжгу из памяти каждое его признание в любви. Я не буду жертвой. Не стану той, кто сидит на кухне и глушит с подругами в слезах и соплях, оплакивая мужа.

Это Миша будет оплакивать меня и нашу жизнь.

Вытираю слезы, бинтую наспех руку и выхожу из ванной. Состояние словно меня переехал поезд.

– Классно посидели, да? – спрашивает Миша и смотрит на меня веселыми глазами.

– Да, отлично, - произношу глухо.

– Что случилось? Ты порезалась? Милая моя, позвала бы меня, помог бы перебинтовать, сильно поранилась?
– заботливо произносит и берет мою руку в свою.

Смотрю в его глаза и чувствую, как горлу подкатывает рвота. На физическом уровне меня выворачивает от его присутствия рядом.

– Тебе плохо, Ань? – продолжает играть роль заботливого мужа. Лицемер.

– Похоже, чем-то отравилась. Мутит, - отвечаю, направляясь снова в ванную, - Ложись, мне нужно привести себя в порядок.

– А любовь сегодня будет? – игриво произносит супруг, намекая на интим.

Наблюдаю за Михаилом словно другими глазами. Как будто отошла от десятилетней пьянки и увидела реальность. Мне плохо, лицо заплаканное, рука порезана, а он способен думать только тем, что у него в штанах.

– Ее сегодня не будет. Любви…- произношу, приближаясь к двери ванной, - Ужасно себя чувствую. Но, может быть, кто-то другой готов компенсировать тебе недостаток интимных радостей, - хлопаю дверью.

* * *