Оставаться собой
Шрифт:
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Мне четыре года, ему пять. Я почти на голову выше и в два раза крепче. Давно умею плавать, а он нет.
– Научи меня, наконец, плавать, – требует он.
– Ладно, – отвечаю я, – только это будет жёсткий вариант.
– Мне всё равно.
– Тогда пошли на котлован.
До войны в Рыбинске хотели всё же построить мост, и с нашей посадской стороны заключённые вбили в дно реки вереницу опорных железных свай и в продолжение этого ряда на нашем же берегу вырыли огромный и глубокий котлован с крутыми стенами, который при высокой воде, сбрасываемой из водохранилища, заполнялся
Мы с трудом спустились по крутому откосу к кромке воды, которая тускло светилась жирным малахитом, жуткая глубина ощущалась уже в метре от края глинистого берега.
– Снимай штаны и рубашку, – сказал я.
Как только он стянул рубаху через голову, я резким толчком отправил его в эту глубину. Он вынырнул, отплёвываясь, и стал тонуть, пуская пузыри. Я прыгнул в воду и вытащил его на сушу.
– Отдышался?
– Вроде да, – ответил он, кашляя.
– Тогда валяй дальше, да шевели лапами.
И я столкнул его в воду снова. На пятый раз он приплыл к берегу по-собачьи сам.
– Вот и научился, пошли ко мне, пожрём, бабушка Аня пироги с морковкой испекла.
– Это здорово, – заметил он спокойно, – обожаю пироги с морковкой.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Июль, жара. Мне шесть лет, ему семь. Мы на нашем берегу валяемся на песчаном пляже, лень даже пальцем пошевелить. Я совершенно обгорел со своим красным загаром, спина болит, а ему, смуглому, хоть бы что. Кстати, нашёлся способ лечения ожогов. Увидев мою спину, баба Лида обмазывала всего меня сметаной. Не успевала она удалиться, тут же подскакивал Булька и начисто слизывал с меня всю сметану. Язык у него, видимо был целебный, сразу становилось легче. Баба Лида удивлялась куда так быстро исчезала сметана и снова обмазывала меня. Булька тоже только того и ждал. Подвергшись операции намазывания и слизывания, обычно на следующий день моя кожа приходила в норму до следующего сгорания.
Итак, жарища и полная лень. Пора развлечься.
– Перемут!
– А?
– Жуй слона! Давай переплывём Волгу.
– Давай, – спокойно отвечает он.
– Из наших вроде никто ещё этого не делал.
– А на фига им.
– Вот мы и будем первыми.
В одних трусах мы бредём к грузовой переправе и проникаем на паром, спрятавшись за здоровенным возом сена. Паромщику и матросу-чальщику, впрочем, в такую жару тоже всё до лампочки. С парома-то мы уже нырять приловчились. Спрячемся среди возов, подождём, пока он отойдёт метров на двести от нашего берега, а потом с гиканьем и хохотом выскакиваем и сигаем с борта в Волгу, выгребая затем к нашему берегу. Ещё было удалью встречать паром с того берега. Он идёт быстро, надо рассчитать его и свою скорость так, чтобы выплывая ему навстречу, не промахнуться и точно попасть на деревянное рулевое перо и успеть за него зацепиться. Паромщик матерился, но поделать ничего не мог: мы отцеплялись метров за пятьдесят до причаливания.
Мы переправились на тот берег и пошли вверх по течению почти до завода «Рыбинские моторы», прикинув, что течение собьёт нас как раз к нашему пляжу.
Ну, и переплыли спокойненько. И никому об этом не стали говорить. Чего хвастаться, нам хватило того, что мы сделали.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Перемут каким-то образом надыбал в самом углу нашего чердака почти под застрехой громадную трёхрожковую бронзовую люстру непомерной тяжести. Ума не приложу, как это чудовище оказалось на нашем чердаке, зарытое в чистейший речной песок, которым был засыпан чердак. Даже в самые жаркие июльские ночи песок был прохладным, и мы с бабушкой Лидой ночевали на чердаке, бросив на песок вместо матраца старое ватное одеяло.
– Это стоит хороших денег, – заявил Перемут, – но придётся поработать.
– Мы подохнем, пока сумеем сдвинуть её с места.
– Что-нибудь придумаем, – деловито бросил он. Его мысли уже шурупили в нужном направлении.
Не буду утомлять деталями, но, как ни странно, мы сумели вытащить этот агрегат с чердака и спустить его по лестнице в заднюю пристройку, выломав всего-то две балясины из балюстрады чердачной лестницы. Перемут прикатил из своего двора двухколёсную тележку, на которой мы и доставили пудовую блямбу в приёмный пункт вторсырья, которым, кстати, заведовал дядя Петя Голованов, живущий с многочисленным семейством в хоромах наискосок от нас под номером один в начале улицы. Его средняя дочь Наташка была моей боевой подругой до самой школы. У них в гостиной стояло даже пианино. А какие вишни давал их сад!
Две недели мы с Перемутом на вырученные деньги объедались мороженым.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ
Август. Жара не спадает. В те времена у нас климат был континентальный, зимой морозы доходили иногда до минус сорока, а летом часто и подолгу бывало плюс тридцать с хвостиком.
Я пришёл от Кирилла, там мы мастерили с ним шпаги, перевязи и костюмы мушкетёров, готовясь к великой дуэли с гвардейцами кардинала Ришелье.
– Иду на огород сорвать укропчику и лука, – говорит мне прабабушка Аня, – а он уже копается в сарае, как землеройка какая-то. И когда только успел пробраться, Булька же молчал.
– Бушка, он собаку давно прикормил, а уж проникать незаметно куда угодно умеет лучше любого разведчика. И ведь никогда ничего не прикарманит, всегда покажет свою находку.
Я, кстати звал её Бушка, а бабушку Лиду часто просто Лиду, именно так, с буквой «у» на конце имени. Ну, сокращенно от Лидусь, как ее звала Бушка.
В этот момент на пороге кухни появился Перемут, показав пустые ладони. Это означало, что не попалось ничего достойного внимания.
– Пошёл «огурец», – слегка торжественно заявил он.
– Ого! – воскликнул я. – Когда пойдём?
– После обеда, лучше часиков в пять, солнце пониже, будет хорошо видно.
– Бушка, дай нам чего-нибудь пожевать, не обязательно от пуза.
– Можно и от пуза, – поправил он, – в воде быстро остынем.
«Огурцом» у нас называли замечательную рыбку снеток, пяти сантиметров в длину, прозрачную с чёрными глазами бусинками. Называли так из-за запаха: только что вытащенная, она действительно пахла свежим огурцом. В определённое время она появлялась большими стайками и легко ловилась сеткой, если знать места и способ. Зажаренная на сковороде в подсолнечном масле, она давала полное ощущение, будто ешь мелкую вермишель.
В сороковые годы Волга в районе города была невероятно загружена и захламлена. Помимо двух переправ – пассажирской и грузовой – и колёсных пароходов дальнего действия, между берегами сновали десятки маломерных судов, разных катеров, катерков, буксиров, швертботов и яхт, принадлежащих спортивным обществам и пр. Прибавьте появившееся после 1943 года изрядное число немецких железных самоходных барж, а также огромные длинные плоты брёвен сплавного леса, прогоняемые через шлюз из водохранилища, многие из которых неделями стояли на якорях обычно у нашего более мелководного берега.