Оставаться сумасшедшей?
Шрифт:
– Девочка, ты почему одна?
Милиционер был высокого роста. Девочка, чтобы взглянуть на него, так запрокинула головку, что даже пошатнулась.
– Я больсая, – пытаясь удержать равновесие, ответила Маша.
– Сколько тебе лет, большая?
– Четыре.
– Где ты живешь?
– Улица Пусесьная, дом два, гроб сесь, – без запинки ответила девочка заученный адрес.
– Какой… гроб? – переспросил милиционер.
– Сесь, – невозмутимо повторила Маша.
– Улица Пушечная, дом два, дробь шесть? – усмешливо переспросил милиционер.
Маша кивнула.
– Ну-ка, пошли домой, – милиционер взял ребенка за руку. – Мама с папой у тебя есть?
Девочка опять кивнула.
– Они разве тебе не говорили, что маленьким девочкам нельзя гулять одним?
– Да.
– Говорили?
– Да.
– А почему ты не слушаешься?
Девочка промолчала. Милиционер укоризненно покачал головой.
– Машку в милицию забрали! – закричал шестилетний Сашка Клевцов, когда во дворе появился милиционер с девочкой.
На его крик из дома высыпали другие ребятишки. Услышала это и Машина мама.
– Господи! – кинулась она к ребенку. – Мы ее потеряли. Два часа уже по больницам и моргам бегаем!.. Спасибо вам!
– Она сказала, что живет на улице Пушечная, дом два, гроб шесть, – усмехнулся милиционер.
– Она не выговаривает дробь, говорит: гроб. Все смеются, – сквозь слезы улыбнулась и Машина мама.
– Следите за ней, а то сами знаете… – война, – милиционер взял под козырек и вышел со двора.
– Вот какую древность помню, а что было минуту назад – забыла! – нервничает Мария.
– А почему вы из Москвы уехали? – спросила Евгения.
– Голод, милая моя! – Мария развела руками. – Да и болела я там постоянно. Все время в больнице лежала. Врачи так и говорили: «Хотите, чтоб эта девочка жила, уезжайте в провинцию!». Приехали в деревню к бабушке с дедушкой, на парное молоко, на картошку, хлеб – как в сказку попали! Даже не верилось.
– Папка во время войны говорил нам, – продолжила Мария, – что когда она закончится, хлеба будет вдоволь. Мы не верили, спорили с ним: «Ой, неправда это! Хлеб на столе лежит, а мы не едим, да?..» – «Да». А ведь наступило такое время.
Соседи
– Сижу, как сыч, одна! Можно кофейку прийти попить? – спросила по телефону Мария.
– Приходи, – ответила Евгения.
Мария жаловалась, что совершенно не выносит одиночества. Это Евгения знала хорошо. Когда много лет назад разбились на мотоцикле ее братья, Мария требовала отвлекать ее от трагических мыслей. Евгения понимала, что схоронить детей – самое страшное горе на земле, но ведь погибшие и ее родные люди, ее братья, и не думать об этом не было сил…
– Но ведь ты вчера обижалась на своих соседей, что так они тебе надоели и что ты их ненавидишь даже. А сегодня они уехали на несколько дней, так страдаешь без них. Где логика?
– Какая логика еще? – разозлилась Мария.
– Ты определись, в чем счастье – с соседями или без? – Евгения дружелюбно улыбнулась.
– Счастье!.. – всхохотнула вдруг Мария, взглянув на Евгению.
Иногда в ее голове наступало просветление. И тогда она сокрушалась, что теряет память и разум. Евгения старалась ее успокоить: врачи не ставят на ней крест – лечат. Да и не сумасшедшая Мария, а просто у нее плохое кровоснабжение мозга…
– Да, от стрессов это, – говорила тетя. – Сколько их у меня было! И отца любимого рано потеряла, сын любимый умер, и муж умер, и Димка умер…
Димка – приемный сын последнего мужа. Очень пьющий и нигде не работающий тридцатишестилетний мужчина.
Лет шесть тому назад он устроил пожар в квартире, где они проживали вдвоем с Марией. Выгорело почти все. Она тогда месяц жила в семье Евгении. Восстанавливали квартиру всем миром, можно сказать. Помогали даже бывшие коллеги, с которыми Мария работала лет тридцать назад.
К ремонту квартиры подключилась и бывшая Димкина жена Нина, которая потом и вселилась на половину жилплощади со своей дочкой (законной наследницей непутевого отца) и новым мужем. А потом еще родила дочку. Новый муж оказался не лучше прежнего – и выпивал, и ругался матом на нее и падчерицу, а в порыве бешенства разбивал в квартире мебель и даже окна. Впрочем, в психушке он тоже полежал. А что самое страшное, не только матом крыл свою весьма благопристойную падчерицу (кстати, жил-то на ее жилплощади!), а и руку на нее поднимать начал…
– Это меня очень раздражает. Я их ненавижу! – ежедневно жаловалась Мария Евгении за ужином. – Лучше бы Димка тут жил!
– Димка лежал в психушке, если ты помнишь. И ничего хорошего от такого соседства быть не могло. Пожар – тому подтверждение. А соседа твоего незаконного Нина иногда выгоняет, да и тебя он не трогает – боится.
Мария не сразу, но соглашалась.
За грехи твои…
– Молись. Проси простить за грехи твои, – советовала Евгения.
– Молюсь, но очень злобно. И это не молитва, а упрек.
А наказать Марию было за что. Лет двадцать тому назад чуть не увела из семьи мужчину на шестнадцать лет моложе ее.
– Зачем вам второй ребенок? – кричала она на своего любовника. – Хватит одного!
– Она так захотела, – оправдывался он, под «она» подразумевая жену.
– А ты, что, не мужик? Прикажи, чтоб не рожала!
– Как я прикажу? Она хочет второго ребенка. Снова будет сын.
– Видеть тебя не хочу! Ты для меня уже ничего не значишь! – кричала она и топала ногами.