Оставайтесь на нашем канале
Шрифт:
— Молодец, что себя не забыл, — похвалил его Артём Николаевич, появляясь в гримёрке. — Могу вас обрадовать, отснятый материал полностью удовлетворил Ару, и переснимать ничего не нужно. Валя, мы человеку кожу не попортим твоими мазилками?
— Тёмка, противный, ты меня обижаешь, — Валентин сделал вид, что расстроился. — Всё самое лучшее — детям! Этим дерьмом самого Тома Круза мазали, так жив и здоров пока, а твоим сибирским мужикам и вовсе ничего не сделается.
— Э-э-э… Ты про дерьмо в каком смысле?
— В буквальном. Весь грим
Серёга посмотрел в его сторону с подозрением, но московский гримёр и ухом не повёл. Гранаткин махнул рукой и ничего переспрашивать не стал.
На следующий день в студию заявился фотограф и стал бесцеремонно фотографировать всё подряд. Больше всего его заинтересовал процесс гримирования Лёшки, который уже слепнуть начал от бесконечных вспышек.
— Так! Тут желают меня до греха довести? Прости меня, Господи! Кто-нибудь уберёт отсюда этого идиотского папарацци? — очень по-доброму спросил Валентин, адресуя свой вопрос напрямую фотографу. Тот обиделся и хлопнул дверью. Но через пять минут вернулся и очень вежливо спросил:
— Извините. Вы не позволите сделать мне ещё несколько кадров?
— Дозволим, если не станете меня толкать и выключите вспышку, — так же любезно ответил ему Валентин.
— Я бы с превеликим удовольствием, но без вспышки не выйдет.
— Выйдет, выйдет! — успокоил его гримёр. — Сейчас такая техника, что всё получится. Вы уж, пожалуйста, не переживайте по такому пустяковому поводу.
Папарацци сделал несколько снимков, стараясь быть незаметным, и без вспышки. Затем откланялся в буквальном смысле и сказал, что будет ждать в коридоре.
— Он, Лидусик, — отвечая на немой вопрос своей коллеги, сказал Валентин, — сюда не один пришёл, а со своим главным редактором. Вот и рвение свыше разумного проявлял. А как я его послал, побёг своему начальнику ябедничать. Главный же сей, лепший и наидревнейший друг нашего Артемоши, и все эти съёмки и репортажи организовал по его просьбе. Какими словами он фотографу на его жалобы отвечал, даже и предположить не берусь. Может, я таких слов и не знаю, вон какое положительное и воспитательное воздействие они оказали!
Прибежал помреж, велел выдвигаться на исходные, заранее подготовленные позиции — то есть в павильон топать. У входа их ждал режиссёр компании какого-то мужчины; тот был высок и, скорее, могуч, чем толст, и чем-то неуловимо походил на Артёма Николаевича.
— Живописно! — сказал мужчина, разглядывая Лёшку с Серёгой. — Тёмный, а ты в курсе, что этот Кузнецов сын Володьки Кузнецова? Вспомнил, о ком речь?
— Из команды КВН?
— Точно.
Лёшка даже не удивился тому, что Артём Николаевич с его отцом когда-то знаком был. Он давно уже заметил, что попал в странную компанию, в которой все всех знают.
— Ребята, Леонид Аркадьевич, — режиссёр кивнул на своего знакомого, — просит вас ещё немного попозировать. У нас ещё пять минут до начала. Лады?
— Эк
— Ты мне воспитательный момент не срывай. Я же должен сделать вид, что ни в чём не виноват!
Ребята прошли в павильон, а эти двое продолжали препираться. Похоже, они по таким перепалкам соскучились и получали от них удовольствие.
Фотосессию бесцеремонно прервали в самом разгаре. Просто объявили, что начинаются съёмки и посторонних просят удалиться. Фотограф в этот раз обижаться не стал, а Лёшке неожиданно стало приятно оттого, что он здесь не посторонний.
С последними кадрами съёмок в гриме закончили довольно быстро, во всяком случае, Лёшка чувствовал себя не таким измотанным, как накануне. Его разгримировали, и тут же загримировали по новой. Но из всех его джинновых прибамбасов остались только крохотные рожки на голове. Общим числом четыре штуки. Четыре миниатюрных рога были вплетены в волосы так аккуратно, что почти не ощущались. Лёшка не сильно разбирался в джиннах и демонах, так что даже особого внимания на их количество не обратил. А вот для чего Валентин при каждом переодевании вносит в его грим какие-то мелкие изменения, он так и не понял.
Сами съёмки состояли из таких коротких фрагментиков, что Лёшка сбился со счёта. Зато время пролетело незаметно и усталости он почти не чувствовал.
— Стоп! Снято! Всем спасибо, — наконец сказал Артём Николаевич. — Мальчишки, завтра кастинг! Не опаздывать.
— Сам не опоздай, — вставил своё словечко Арон.
— Что за грязные инсинуации?
— Ты же нас с Валей завтра должен проводить, а до этого накормить…
— … и напоить! — подхватил Валентин.
— Вы мне при детях мой высокий моральный облик портите своими гнусными и непонятными намёками! — гневно заявил режиссёр. — Оставлю вас без сладкого!
— А с нас и горького достанет, — жизнерадостно согласились те.
На кастинг ребята договорились идти вместе и встретиться на остановке. Серёга чуть припозднился, — Лёшка уже замерзать стал, — но вместо извинений помахал у товарища перед носом газетой:
— Снимали нас вчера, снимали, а в газете ничего!
— А это та газета?
— Обижаешь. Папарацци ж представился, когда пришёл.
— Так он пришёл, когда меня ещё не было.
— Но я-то был. А потом я ещё и переспросил.
Лёшку эта тема не слишком волновала.
— Может, в следующем номере напечатают. Ты мне лучше вот что объясни: зачем нас на этот самый кастинг тащат, если нас с тобой и так утвердили?
— Фиг его знает! — честно ответил Серёга. — Может, надо видимость создать, правила соблюсти. Не знаю, в общем. Наша маршрутка, поехали, а то время поджимает.
Последние слова прозвучали так, будто это Серёга прождал товарища на остановке, а не наоборот, но Лёшка промолчал и полез в машину.
<