Оставьте меня
Шрифт:
А однажды вечером пришла Элизабет. В первую неделю, которую Мэрибет провела дома. И принесла красивый и очевидно дорогостоящий букет. Чувствовалась рука флориста, у которого они заказывали цветы для приходящих в редакцию знаменитостей.
– Элизабет! – воскликнула мать Мэрибет. – Как здорово, что ты пришла. И такой букет! Это пионы? В октябре? Стоят, наверное, целое состояние.
– Здравствуйте, миссис Кляйн.
– Эвелин, – поправила ее мать Мэрибет, чем занималась уже больше двадцати лет. – Ты великолепно выглядишь! Пальто восхитительное. Это шерсть? Мэрибет, Элизабет пришла.
– Вижу, –
Элизабет изящно скинула сапоги, этой привычке уже тоже не один десяток лет. Еще до того, как начать жаловаться на детей, Эрл Яблонски возмущался по поводу стука их с Элизабет каблуков по паркету.
– Как Эрл? – поинтересовалась Элизабет.
– Как всегда, недоволен.
– А ты как?
Мэрибет чувствовала себя уставшей. Близнецы сердились на нее, что так медленно поправляется, что недостаточно часто читает на ночь, что не водит их в сад. Джейсон, очевидно, тоже многим был недоволен. По утрам он прижимался к ней сзади, и его член давил в поясницу, напоминая о временах после кесарева, когда его нереализованные желания уже начинали устрашать.
Сейчас он ушел с детьми в магазин, выбирать костюмы на Хеллоуин, похоже, совершенно запуганный такой перспективой. Лив же закатила истерику, когда Мэрибет сказала, что не пойдет. «Ты же обещала!» – кричала дочь. А она не обещала, а если и обещала – то до всего случившегося. Мэрибет до жути хотелось сорвать пижаму и показать шрам на груди. И сказать Лив (да и Джейсону), что у нее остановилось сердце. Они хоть понимают, что это означает?
Но она этого не делала. Она же не сумасшедшая. К тому же ее усилия были направлены на то, чтобы оградить детей от собственной болезни, а не тыкать ею им в лицо.
– Я в порядке, – сказала она Элизабет.
– Будешь чай или кофе? – предложила мать. – А можно и вина. Уже почти шесть.
– Не надо, спасибо. – Элизабет поставила цветы на обеденный стол и прошла в зону гостиной.
– Новые? – поинтересовалась она, показав на кожаные диваны, купленные после того, как Оскар маркером изрисовал все прежние, с тканевой обивкой.
– Не особо. Года два уже. – Неужели Элизабет так давно не заходила?
– Из «Икеи», представляешь? – встряла мать. – Угадай, сколько стоят? Меньше тысячи баксов каждый.
Ну и зачем ей было это объявлять? Элизабет. У которой в офисе стоит кожаный диван из Барселоны за пять тысяч. Мэрибет не особо интересовала дорогая мебель, но такой разброс лишь подчеркивал, как они друг от друга отдалились, а Мэрибет даже толком и не понимала, почему.
– А помнишь, как мы ездили в «Икею»? Когда автобус сломался? – спросила Элизабет, еще больше акцентируя на этом внимание.
Это произошло вскоре после того, как они переехали в лофт; это Элизабет его нашла, у нее на такие вещи нюх – распродажи новых коллекций, о которых не говорили в открытую, ресторанчики на десять столиков, которым вскоре присуждали первую звезду Мишлен, лофты в Трайбеке на сто семьдесят квадратов с фиксированной рентой.
Он тогда был совсем без ничего – стен нет, от кухни одно название. Подписав договор, они сразу же сели в автобус до «Икеи» в Нью-Джерси и отправились за кухонными шкафчиками. Они были как новобрачные – ходили вдвоем между рядами мебели, пробовали кровати, делали вид, что пьют кофе на кухне, воображая новую совместную жизнь. Точно так же подруги иногда встречались после работы, брали во время «счастливого часа» космо и бургер и фантазировали о том, как станут рулить журналами типа «Ньюсвик» и «Тайм» или «Вог» и «Харперс Базар», поддерживая дружескую конкуренцию. (Было это еще до того, как журналы начали помирать, словно мухи, унося с собой в могилу и всю идею спортивной конкуренции.) Да, пусть это были лишь мечты, но радость-то – настоящая. Головокружительно и ощутимо реальная.
На обратном пути автобус встал на турникете. Люди начали жаловаться, гавкать на бедного водителя, а над ними с Элизабет все светился нимб, и они радостно жевали булочки с корицей и раскрашивали свое будущее яркими красками.
Мэрибет вдруг застыдилась своих диванов из «Икеи». Элизабет теперь главный редактор. Живет в особняке в Верхнем Ист-Сайде с Томом Бишопом, своим мужем, который занимается хеджевыми фондами, и время от времени с его подростками – когда они приезжают из своих пансионов. А Мэрибет до сих пор снимает лофт, в котором они поселились двадцать лет назад. Ей хотелось переехать, купить дом в Бруклине, но цены на недвижимость в Нью-Йорке давно помахали хвостом. Если бы только она была такой же дальновидной, как Элизабет, которая, когда Мэрибет решила сойтись с Джейсоном, сама предложила уехать и взяла за копейки квартиру в районе Митпэкинг, а к тому времени, как она решила ее продать и съехаться с Томом, квартира выросла в цене в четыре раза.
– Мамочка! Сейчас я тебе свой костюм покажу!
В лофт ворвались Лив с Оскаром, за которыми с несчастным видом плелся Джейсон. Увидев Элизабет, они остановились – узнали они ее скорее всего по фоткам, которые видели на компьютере.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросила Элизабет у Лив.
– Симпатичной ведьмочкой.
– А как они выглядят? – поинтересовалась Мэрибет.
– Подожди. Сейчас покажу. – Лив побежала к себе в комнату.
– И я тоже. – Оскар помчался за сестрой.
Элизабет встала.
– Джейсон! – И тепло поцеловала его в щеку.
– Элизабет, рад тебя видеть.
Джейсон ушел проверять почту. Вышла Лив в костюме – он был не столько симпатичным, сколько похабным, к тому же где-то на пять размеров больше, так что придется перешивать. Молодец, Джейсон.
– Она как страшненькая королева детской красоты, – прошептала Мэрибет, пока Лив восхищалась собственным отражением в зеркале.
– Я бы сказала, что скорее проститутка-карлица, – ответила Элизабет.
– Блин, ты права.
И они рассмеялись с прежней легкостью.
– Маме сделали операцию, и она говорит, что ей теперь больно смеяться, – вставил Оскар. На нем оказался костюм полицейского, так что из него получился совсем очаровательный защитник.
– Оски, все хорошо. Это Элизабет. Ты ее помнишь? – спросила Мэрибет.
– Она лучшая подруга мамы, и сейчас мама работает в ее журнале, – объяснила мать Мэрибет, вернувшись с вином. Она повернулась к Элизабет. – С твоей стороны так щедро было ее взять.