Осторожно, двери открываются!
Шрифт:
Катя подняла голову и увидела на экране телевизора Юрия Николаевича. Директор сидел за тем же столом, что стоял сегодня посреди поляны. За его спиной была светлая стена, увешанная грамотами и дипломами. Синяя настольная лампа светилась мягким безопасным жёлтым светом, роняя на стол круглое пятно. Фотографии улыбающихся людей в деревянных рамках смотрели на Катю со стола.
– Это очень скоро пройдёт, – повторил он. Лицо его выражало уверенность и сочувствие. – Дело даже не в том, что время лечит. Ничего оно не лечит, глупости это. Дело в том, что ты взрослеешь и переосмысливаешь
– Почему вы не оставите меня в покое? – спросила Катя. Душа её уже готова была взорваться истерикой, нужен был только толчок. И общество словоохотливого мужчины в чёрном костюме нужно было ей сейчас меньше всего.
– Потому что в горе нельзя оставаться в одиночестве. Кто-то должен протянуть руку помощи. Знаешь, ведь это был тупик. Такие отношения не приводят к долгой и счастливой жизни, – стал говорить директор рассудительным тоном взрослого человека, объясняющего ребёнку прописную истину. – Ты и сама это понимаешь. Ты умная девочка. Нельзя начинать отношения со лжи.
– Не смейте мне читать мораль, я вам не дочь! – Катя разрыдалась. Костя так и не позвонил. Всё кончено!
– Вот и хорошо. Слёзы очищают душу. Когда ты поплачешь, тебе обязательно станет легче. Чтобы в жизнь пришло новое, надо отпустить старое. Это всем известная истина… – не унимался мужчина на экране телевизора.
– Отстаньте от меня! – крикнула Катя, вскочила с дивана и выдернула из розетки шнур телевизора. Ей хотелось остаться одной. Плакать при свидетелях было стыдно.
– Молодец, Катя! Злись! Не держи в себе! Это надо выкричать, выплакать и забыть! – продолжало рассуждать изображение директора в телевизионном прямоугольнике.
Катя перестала плакать. Посмотрела на шнур в своей руке.
– О, не бери в голову, – понимающе махнул рукой Юрий Николаевич. – Я везде. В твоём телевизоре, в твоём доме. Я в твоей голове. Хочешь, я расскажу тебе о своей несчастной любви? Это было так давно. Мне было лет пять, кажется. Она была моей воспитательницей. Разница в возрасте была такой, что она даже не догадывалась о моих чувствах. Тебе ведь интересно? Когда кто-то делится страданиями, начинает казаться, что ты не одинок в беде…
Катя бросила шнур на пол и вышла из комнаты.
– С твоей стороны это не вежливо, – укоризненно донеслось вслед. – Воспитанные люди завершают разговор прощанием!
Катя направилась на кухню, прихватив с собой корзинку с вещами и рекламными листками. Она вытерла лицо кухонным полотенцем, включила электрочайник. Заварила себе крепкий чай. Достала из холодильника бисквит, недостойный, по её мнению, стать тортом на продажу. Намазала его вареньем. Если горе нельзя выплакать, то его всегда можно заесть.
Катя и сама знала, что эти отношения ни к чему не приведут. Но так обидно, когда выбор делают не в твою пользу. Это очень бьёт по самолюбию. По самому мягкому и ранимому месту в душе. Можно три года говорить, какая ты замечательная, какая красивая и любимая, а потом разрушить всё это молчанием в телефонной трубке. И это оглушающее молчание было громче всех красивых слов.
А какого цвета у Кости глаза? Катя замерла с кружкой
– Это вы сделали? – крикнула Катя и побежала в комнату. – Вы все удалили?
Телевизор был тёмным и молчаливым, как и полагается обесточенному электроприбору. Не было никаких упоминаний о Косте и в ноутбуке. Не было записей в дневнике. Как будто самого Кости не было. Зато была боль. Мысли все кружили вокруг его молчания в телефоне и его нерешительных слов. Катя продолжала вести с ним внутренний диалог, находила правильные слова и интонации. Вот только какого цвета у него глаза? Лицо темноволосого парня ускользало от внутреннего зрения, Катя никак не могла его рассмотреть. Это было неправильно. Странно.
Она вернулась на кухню, допила остывший чай. Достала из прогулочной корзинки вновь обретённые вещи, бутерброды, книжку, бутылку с водой. Выбросила в мусор одноухого зайца и рекламные листовки. Направилась было в душ, но передумала. Вернулась. Достала из мусорного ведра цветные листки и стала их разглядывать.
Это были яркие фотографии, на которых люди в белых халатах демонстрировали всем своим видом, как замечательно им живётся и работается в таинственном НИИВрИ. На общем плане были изображены двухэтажные строения с прямоугольными окнами в окружении цветущих акаций, фонтанов и клумб с пионами и розами.
Фотографии столовой обещали вкусное и разнообразное питание. Бассейн и спортзал гарантировали здоровый образ жизни. Длинные ряды книг в уютной библиотеке намекали на приятное времяпровождение после рабочего дня. Лаборатории на картинках выглядели как лаборатории из фантастического фильма про будущее и благотворное инопланетное вмешательство в развитие нашей цивилизации. Всё это благополучие было щедро украшено снимками цветущих на клумбах пионов, белоснежных горных вершин на заднем плане, бирюзовой бурной горной реки и ярких закатов.
И в этом идеальном месте обитали улыбающиеся, счастливые, увлечённые люди. У них были красивые лица и горящие интересом глаза. Они были одной командой, и даже на фотографиях чувствовалось их единство. И Кате отчаянно захотелось оказаться там среди них, убежать от боли и от серых будней в промёрзлом городе. Ей хотелось стать частью этой команды, чувствовать рядом надёжное плечо.
Может быть, она совершит какое-нибудь открытие, и её имя прогремит на весь мир. И Костя тогда пожалеет о своём выборе! Обязательно пожалеет! Будет смотреть по телевизору, как у неё берут интервью и локти себе кусать! А Катя будет принимать поздравления и восхваления, одаривать присутствующих лучезарной улыбкой, возможно, станет нобелевским лауреатом. Настроение улучшилось.