Осторожно, женское фэнтези. Книга 2
Шрифт:
Единорог печально вздохнул, и, чтобы утешить его скорее, я быстро заткнула за ухо следующий цветок, за что была тут же благодарно облизана…
Фу! Знает же, что мне это не нравится!
— П-ф-ф-ф! — смешливо выдохнуло мне в обслюнявленное лицо дивное создание и смачно захрустело зеленым стебельком.
Вот вредина!
— Вы хорошо ладите, — сказал за моей спиной Оливер, о котором я почти позабыла, увлекшись общением со своим длинногривым чудом.
Единорог недовольно дернул ухом, отступил от меня и притопнул сердито, глядя на ректора. Гнать он его уже не гнал, но и слова не давал — во всяком
— Да, — ответила я мужчине, успокаивающе обняв сварливое чудо за шею. — Мы успели подружиться. Но он, — взглянула с упреком в темные глаза, — очень ревнивый друг. К тому же эти создания не любят мужчин.
— И чем тогда занимается здесь доктор Грин? — поинтересовался ректор.
Я пожала плечами:
— Сидит в сторонке, наблюдает. Один раз взял образцы…
Зловредный эноре кэллапиа громко проржал.
Пришлось почесать его за ухом и предупредить, что милорду Райхону не нужны «подарки».
— Элизабет, можно задать вам вопрос?
— Конечно, — ответила я, придерживая фыркнувшего обратное единорога.
— Помните, когда мы с вами были в том клубе и я повредил плечо… Помните, я сказал, что немного разбираюсь в таком, хоть и не целитель?
— Помню, — кивнула я, еще не понимая, к чему он клонит.
— Не нужно быть целителем, чтобы понимать некоторые вещи, — продолжил мужчина. — Например, ваш вчерашний приступ.
Я еще сильнее вцепилась в единорога.
— Не думайте, Грин честно старался уверить меня в том, что это лишь простуда, но я же не совсем дурак. Я вижу, как вас изматывает создавшаяся ситуация.
— Найдем библиотекаря, и все закончится, — выдавила я хрипло. — Это — единственное решение.
— Я не хочу рисковать вами.
— А я не хочу сейчас это обсуждать. Пожалуйста, милорд, не нужно портить такой хороший день… И не садитесь на этот ящик! — успела предупредить я ректора, почувствовав нарастающий гнев единорога.
— А что не так с ящиком? — удивился маг.
— Ничего. Просто… на нем нельзя сидеть…
Несильно ткнула единорога кулаком: чего чудишь, чудо? На Грина ведь тоже так фыркал, а тут, глядите-ка, взялся блюсти интересы и охранять персональное сидячее место. С чего бы вдруг?
«Он забавный»
Грин? Ну да. Прям обхохочешься с ним.
Хотя сбором образцов он дивное создание и правда тогда повеселил.
Но это еще не повод топать на Оливера.
«Темный», — неприязненно выдохнул единорог.
Да. Но это не его вина. Это я же ему такую «интригующую» специальность придумала. Поддалась моде на темных магов. Хотела некромантом сделать… или вообще демоном. Чтобы, значит, с хвостом, рогами…
Я украдкой взглянула на ректора, прикидывая, пойдут ли ему рога. Хвост, насколько помню, милорду Райхнону не понравился.
Подсмотрев нарисовавшуюся в моем воображении картинку, единорог тихонько засмеялся. Ему ректор с рогами очень даже глянулся. А в то, что мастером темных материй тот стал по моей воле, эноре кэллапиа почему-то не поверил. Пропыхтел что-то неразборчивое: его мысленные послания не всегда преобразовывались в слова, и смысл некоторых нелегко было уловить. Хотя Мэйтин тоже говорил что-то о непостижимости причинно-следственных связей. То ли мир появился от того, что я написала книгу, то ли я написала книгу потому, что этот мир в действительности существовал — как-то так. Возможно, Оливер, со мной или без меня, и не мог быть никем, кроме как специалистом по проклятиям? Но это же не значит, что он — плохой? «Темные материи» как учебная дисциплина, изучают не только создание проклятий, но и способы их снятия и избавления от последствий.
Единорог пренебрежительно чмокнул губами, и мнения о тех, кого в просторечье обзывают малефиками, не изменил: сами придумывают зло, сами устраняют зло — невелика заслуга. А конкретно милорд Райхон не нравился ему не только выбранной специализацией.
«Трудный, — дыхнул он мне в ухо. — Закрытый»
Работа у него такая. Сам, поди, не рад своей замкнутости и «трудности», но как иначе на подобной должности?
Диво дивное нервно тряхнуло гривой, выдало сумбурный поток мыслеобразов, что-то о людях, которые сами себе усложняют жизнь, да еще и являются такие «тяжелые» и «колючие» к мирным единорогам и аппетит портят. В подтверждение последнего заявления выхватил у меня из руки оставшиеся цветы и тут же сжевал, всем видом демонстрируя, что этот процесс не доставляет ему никакого удовольствия… разве что совсем немножко… и можно было побольше букетик принести…
— Элизабет, простите, но мне все же нужно с вами поговорить, — сказал так и не рискнувший никуда присесть ректор.
Единорог вместо того, чтобы снова на него топнуть или фыркнуть, заинтересованно прислушался.
— У меня уже вошло в привычку начинать день с ваших заметок, сверять по ним собственные воспоминания…
— Что-то еще изменилось? — насторожилась я.
— Виктор Нильсен. Я не помню такого студента. С утра успел повидаться с несколькими преподавателями с кафедры прикладной некромантии — они пока не забыли. Только вот во мнениях не сходятся: одни говорят, что он перевелся, другие — что вообще бросил учебу. Хотел переговорить с Грином, Нильсен ведь был его пациентом, судя по записям, но он занят…
— И, скорее всего, тоже думает, что Виктор уехал после того, как он не дал ему разрешения на занятие практикой, — вздохнула я. — Времени все меньше.
— Да. Потому и не хочу тянуть с этим разговором. Профессор Гриффит работает над книгой памяти, обещает, что закончит к концу следующей недели. До этого момента вы будете под усиленной охраной, и, если библиотекарь хотя бы посмеет к вам приблизиться, мы его поймаем. Но если нет… Я уже сказал, что не хочу рисковать вами. И если мы не найдем преступника, а задумка профессора Гриффита не увенчается успехом и записи на пергаменте не остановят изменений… Только поймите меня правильно, Элизабет. Если все сложится так, что мы ничего не сможем изменить, уезжайте. Я вас прошу, пожалуйста.
Мне очень хотелось обернуться и посмотреть на него при этих словах, но вместо этого я спрятала лицо в шелковистой гриве окутавшего меня успокаивающим теплом единорога.
— Хорошо. Если не останется вариантов, я уеду.
— Обещаете?
— Да. Но по-прежнему не хочу обговаривать это сейчас. Все равно мы не можем ничего сделать. Или я должна немедленно запротоколировать все, что вы только что сказали?
— Нет. Думаю, для этого еще будет время.
«Для всего еще будет время», — шепнул мне на ухо единорог, а о плохом велел не думать.