Осторожно, женское фэнтези. Книга 2

Шевченко Ирина

Брок наоборот — глядел, почти не отрываясь. Размышлял, наверное, на чтобы использовать кровь одобренной единорогом девственницы. Сначала меня это раздражало, а потом я вспомнила, что этому иссушенному старику совсем недолго осталось, и он прекрасно знает об этом. Знает и продолжает жить. Каждое утро он просыпается и идет на работу в исследовательский корпус, игнорирует сочувствующие взгляды коллег, а на вопрос о самочувствии, если какому-то болвану придет в голову брякнуть такое, наверное, отвечает с ухмылкой: «Не дождетесь!». Сейчас у него новое развлечение — он член чрезвычайной комиссии, расследует

самое невероятное в истории академии, а то и всего мира преступление. А если некая девица не пожалеет пары унций крови, он, быть может, успеет совершить очередное открытие, пусть не особо значимое для науки, но нужное ему самому как знак того, что он все еще жив и не собирается сдаваться.

Мне стоило бы вдохновиться его примером, но вместо этого я еще сильнее ощутила, насколько слаба и беспомощна даже в сравнении с умирающим стариком.

Змееподобный мистер Адамс, принесший поднос с чаем, и тот, казалось, смотрел на меня с жалостью. Потому что я и была жалкой. А когда ректор с инспектором, словно между делом, решили просветить меня относительно дополнительных мер безопасности, едва не расплакалась. Какой толк в том, чтобы меня защищать? От меня самой какой толк?

Но слезы не потекли из глаз. И в этом не было ничего хорошего. Я помнила это состояние: бессилие, невозможность что-либо изменить… нежелание что-либо изменять… отрешенность, апатия… Хочется забыть и забыться. Самоустраниться от всех проблем. Исчезнуть вместе с ними… или вместо них — какая разница? В прошлой жизни мне это было не дано, в этой могло получиться, и — самое ужасное — меня почти уже не пугали подобные перспективы.

С этим нужно было что-то делать.

Взять себя в руки, встряхнуться.

Я знала один способ, должен был сработать. Слушала Оливера, рассказывающего о системе наблюдения, сигнальной сети и скрытых щитах, которые активируются, если против меня будет направлены потенциально опасные заклинания, а мыслями была уже на ринге с Саймоном. Не вышло с единорогом — повезет со Стальным Волком. Собью костяшки в кровь, пропущу несколько ударов — хорошо. Боль отрезвляет. Возвращает способность чувствовать.

Да, это определенно поможет.

— Элизабет, у вас ведь назначена тренировка с мистером Вульфом?

Показалось, ректор прочитал мои мысли, и я вздрогнула, ощутив себя застигнутой на месте преступления.

— Да, — выговорила тяжело.

— Он, наверное, не смог вас предупредить или забыл. У старшекурсников сегодня практика за пределами академии, вернутся поздно.

Виски свело холодом, руки предательски затряслись.

Ну, что за день такой? Почему? Словно кто-то намеренно испытывал меня на прочность и не останавливался, не понимая, что я давно уже провалила экзамен…

— Значит, найду, чем еще заняться.

Возможно, не скажи я этого, Оливер предложил бы мне задержаться. Мы выпили бы еще по чашке чая, поболтали бы о чем-нибудь отвлеченном — иногда нам это удавалось…

Но я сказала. И улыбку выдавила. И не повернула назад, когда уже в приемной меня догнала фраза: «Увидимся после выходных, мисс Аштон».

О приближающихся выходных я забыла.

Два дня, о которых мечтают все студенты академии, кроме меня.

Два дня без занятий, без посещения лечебницы, без встреч с Оливером, без тренировок с Саймоном.

Без насмешек Грина и без единого шанса на визит к единорогу.

Два дня, которые я должна пережить.

Потом станет легче.

Всего два дня — такая мелочь.

Была бы.

Если бы не пошел дождь…

Он настиг меня на полпути к общежитию. Первая капля, тяжелая и холодная, будто в издевку ударила по носу, вторая скатилась невыплаканной слезой по щеке. Третья, четвертая… А потом кто-то наверху отвинтил до упора кран, одинокие капли сменились сплошными потоками, и лужи вокруг пузырились, предупреждая, что это надолго…

Как в тот день.

На миг почудилось, что я все еще сплю, и вижу картины своей прошлой жизни: ранняя весна, низкое темное небо, ливень, голые деревья застыли безмолвными наблюдателями. Не хватало только боли, выпавшего из мокрых рук мобильника, какое-то время еще подмигивавшего мне разбитым экраном, металлического заборчика в который я вцепилась тогда, понимая, что все равно не удержусь на ногах, и равнодушно спешащих мимо людей…

Я даже постояла немного, минуту, а может все десять, ожидая, что меня вот-вот скрутит в дугу, но лишь вымокла насквозь.

А скрутило меня уже в общежитии, после того, как ушла Мэг.

Оказалось, утром приехала ее сестра с маленькой дочерью, остановилась в гостинице при академии (тут была гостиница для навещающих студентов друзей и членов семьи), и Мэгги получила разрешение пожить с ними на выходных.

— Сибил встречается вечером со своим некромантом, — сказала она мне, собираясь. — Сейчас выбирает, что надеть, так что лучше даже не заглядывай к ней, ты же знаешь, какая она нервная, когда дело доходит до нарядов.

— С каким некромантом? — спросила я.

Хотелось броситься к подруге и умолять не бросать меня. Разве она не видит, что я намокла и дрожу от холода? Не чувствует, как мне плохо и страшно? Прошлое вцепилось в меня с новой силой, настоящее размыто дождем, а будущего, наверное, вообще нет…

— Ох, Элси, — Маргарита укоризненно покачала головой. — Она с ним месяц назад познакомилась, когда мы… ну, помнишь… узнавали… Помнишь?

Данная на крови клятва о неразглашении мешала ей говорить, но я уже вспомнила. Сибил познакомилась с каким-то парнем, когда они с Мэг и Норвудом по моей просьбе собирали информацию о пропавших студентах. Потом она встречалась с ним пару раз, обещала нас познакомить, но все не складывалось…

— Не скучай, — помахала от порога подруга. — Завтра загляну.

Хлопнула негромко дверь, и…

…скрутило…

Боль подкралась сзади, обняла за плечи, поцеловала в затылок. Закрыла мои глаза горячими ладонями: угадай, кто… Кто не придет к тебе, не утешит, не посидит рядом? Никто…

Летти нашла меня поздно вечером.

Боль к тому времени отступила, и я просто лежала на полу, там, где застал меня приступ. Слушала пустоту и шум дождя, смотрела, как через окно вползает в комнату мрак, и не думала ни о чем. Мне так понравилось это — не думать — что я не стала даже пытаться понять, что говорила мне горничная, зачем тянула меня на кровать, кого звала, выбежав в коридор.