Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
Как пить дать, шоколадку жрет, гадина стройная!
— Там пока самое-самое начало, так что помочь ей можно, — разродилась наконец ответом собеседница, и я облегченно выдохнула.
— Но это дохлый номер, — обломала мои радужные надежды целительница.
— Объяснись, пожалуйста, — процедила я, — а то я не успеваю за причудливым полетом твоей мысли!
— Свердлова, — вздохнула Лидочка и снова зашуршала фольгой, — ты знаешь, что значит слово «наследственность»?
— Знаю. Это то, из-за чего я похожа на свою бабушку!
Шипурина угрозу считала верно и, торопливо проглотив шоколад, продолжила:
— Я твою сотрудницу немного расспросила…
Понятно, вывернула бедную Леночку наизнанку.
— Так вот, у Тёминой наследственность по обеим родительским линиям паршивая. Паршивей, чем у тебя!
«С-с-стерва! — восхитилась я. — Ну, я тебе это, змея, припомню!»
— К чему я это веду: с такой предрасположенностью, как у твоей Елены, себя беречь надо. А у нее… Ты про мужика ее знаешь? — деловито уточнила она.
— Знаю.
— Так вот, залатать-то я ее залатаю: раз — мы договорились, и два — там действительно самое начало и, тьфу-тьфу-тьфу, хорошие перспективы. Но у нее все так тонко, что с такой нервотрепкой рано или поздно в новом месте расползется.
И она, явно нехотя, добавила:
— Причем я ставлю скорее на «рано», чем на «поздно».
Мы помолчали. Я обдумывала невеселые перспективы: с Ленкой надо будет поговорить, как-то ей объяснить!
…выслушать, куда она меня пошлет.
О чем думала Шипурина — неизвестно.
— Ах да, оплата, как это я чуть не забыла! — встрепенулась вдруг она.
Хотя известно — о деньгах!
— Маман вышла замуж со страшным скандалом и под гнетом сурового семейного неодобрения, — трепалась я, пока моя ярко-синяя девочка упрямо ползла по трассе, забитой прочими желающими в субботу выбраться из города. — Бабушке с прабабушкой ее выбор не нравился: нищий лейтенант-подводник их кровиночке, ягодке, надежде и опоре, умнице-красавице был не пара. Но, будем честны, их бы ни один жених на свете не устроил, потому как ведьмы — что с них взять.
Ряд тронулся, и я вдавила педаль, понукая машинку двигаться вперед, но счастье было недолгим, и метров через пятьсот мы снова встали.
На небосклоне царило безумное южное солнце, показывая всем желающим (и нежелающим тоже показывая), что оно и в девять утра может дать жару, а уж к полудню разойдется ого-го как.
В общем, «не открывай окно, не совершай ошибку».
— Не знаю, почему молодые не отселились куда-нибудь в служебное отцовское жилье, но жили они вместе, и жили хреново: бабка с прабабкой чужого мужика, да на своей территории, ели поедом. Не то чтобы постоянно, по паре месяцев тихо было. А потом папа возвращался из плавания…
Макс рассмеялся, а я ухмыльнулась:
— …и начиналось! В общем, маменька долго это терпеть не стала. Посмотрела-посмотрела да через годик и поднесла двум старым грымзам меня. Тут-то им и пришлось жала прикусить, потому как разве ж можно кровиночке, ягодке, надежде, опоре, умнице и так далее слышать, как ее родного отца поносят?! Она ж расстроится! Да и чужой мужик, притащенный дурой-дочерью в дом чуть ли не с помойки, уже стал как бы и не совсем чужой, а вроде бы немного и свой… В общем, как-то ужились.
Бесконечная пробка на выезде из города наконец-то закончилась, и я утопила педаль газа в пол от души. Моя девочка, радуясь свободной дороге, закусила удила — и законопослушный инквизитор (вот точно зануда-шуруповерт, истинно говорю!) недовольно нахмурился.
— Потом отцу дали квартиру, но к тому времени уже стало понятно, что силой я в прабабушку пошла и мама меня не обучит толком, просто не сможет. Бабушка Тоня стукнула кулаком по столу и запретила меня забирать, мама тоже уперла руки в боки… Клочки по закоулочкам не один месяц летели, отец успел в плаванье сходить и вернуться. Ну а когда вернулся, тут ему и сообщили, что переезда не будет.
— Прекрасное, прекрасное известие! — пробормотал себе под нос Макс, и я рассмеялась.
Не дурак, фишку рубит!
— Когда папа с мамой решили за город перебираться, у меня уже магазин был, но место я для него снимала. Они и решили ту квартиру мне отписать, чтобы я ее продала и купила себе на эти деньги помещение, — я мигнула поворотниками, предупреждая о маневре, и обогнала медлительный «камаз», целеустремленно прущий на элеватор груз зерна. — Вот так я и стала счастливой обладательницей торговой площади в центре города. А ты как в Орден попал?
— Тяжелая наследственность! — с улыбкой отозвался Макс.
— Что, тяжелее, чем у меня? — подначила я, припомнив разговор с Шипуриной.
Когда мы оба отфыркались от смеха, Макс продолжил:
— Мои родители тоже в Ордене. Отца в армии завербовали, а мама — потомственная, из… Ну, не важно.
Я, заинтересованно навострившая было уши, разочарованно сдулась: Орден информацией о своей внутренней кухне делился неохотно, а меня давно интересовал вопрос, откуда среди орденских иерархов берутся дамы, если на должностях, контактирующих с ведьминским племенем, их почти не бывает?
Логично предположить, что у них какая-то иная роль в структуре организации, вот меня и интересовало — какая. Ладно, потом аккуратно выужу!
А потом, сообразив, что он сказал, развеселилась:
— Хо-хо! Так, может, мы давно знакомы? Может, твой прапрапрадедушка жег еще мою прапрапрабабушку!
— Ксюша, не смешно.
— Да ладно, может, моя прапрапрабабушка прокляла на смерть как минимум трех инквизиторов, так что размен не в вашу пользу!
— Ксюша!
— Ой, все! Никаких условий для культивации кровной вражды! Куда мир катится?