Острая стратегическая недостаточность
Шрифт:
Тогда – в начале 1970-х – арабские страны, составившие костяк ОПЕК, объявили нефтяное эмбарго Западу. Лучший друг арабов Советский Союз стал по факту штрейкбрехером. На Запад пошёл гигантский поток сырой нефти по демпинговым тогда ценам. Обратно хлынул поток нефтедолларов. В них и захлебнулся научно-технический прогресс СССР. Зачем напрягаться? Инвестировать в наукоёмкое производство? Дешевле и проще купить на том же Западе готовую продукцию! Тогда же Суслов с Брежневым закопали Косыгина с его экономическими реформами. А вот немного позже Дэн Сяопин – фактически по следам Алексея Николаевича – вывел свою страну из ужасающего мрака культурной революции. Китай не только поднялся со дна, но и рванул в космические высоты.
В конце 1970-х многие ключевые направления науки и техники в СССР пребывали уже в анабиозе. Как следствие – паралич политики (ликвидация уникальных ракет малой дальности в угоду СГА и т. д.).
Запад ликовал. Можно «начхать» на развитие науки и техники. Можно вплотную заняться прибылью. В той же Британии Тэтчёр только за первый срок своего правления на четверть сократила число промышленных рабочих. Зато стимулировался потребительский бум – особенно в жилищном секторе – и прямо поддерживался финансовый сектор. Кейнсианцы – поборники государственного стимулирования экономики даже ценой инфляции – проигрывали рыночным фундаменталистам одну позицию за другой.
Но как говорится, «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Не зря в знаменитый американский национальный парк Йеллоустоун пришлось не так давно завозить из Канады волков: в отсутствие естественных врагов прекратилась естественная отбраковка больных оленей и бизонов, возникла угроза эпидемий, началась генетическая деградация популяции.
Вот и у капиталистических стран с ослаблением советской научно-технической политики создались благоприятные условия для злокачественного перерождения капитализма. Он теперь основан не на получении прибыли из нормального производственного процесса, а на получении сверхприбыли из финансовых трюков – вроде широко расплодившихся хедж-фондов [59] . Поэтому Западу не только не выгодны, а прямо противопоказаны новации в науке и технике. Новации требуют инвестиций в реальный сектор экономики, тогда как свобода рынка приводит к перечислению денег туда, где намечается сверхприбыль. Финансовая надстройка над реальным сектором стала самодостаточной и переродилась в злокачественную опухоль мировой экономики.
59
Изначально хедж — система встречных контрактов ради защиты от колебаний цен на рынке. Однако, как и любая страховка, он позволяет извлекать значительную прибыль из риска, так что стал самостоятельным способом заработка.
Крах СССР произошёл в тот момент, когда западная экономическая система подошла к пику злокачественности. Наши неолиберальные реформаторы, поставившие целью срочно встроить Россию в мировой рынок, встроили её в организм, пораженный злокачественными процессами промышленного распада, деградации инженерной мысли.
Уровень развития западных экономик, начатого ещё в XIX веке, был очень высок вплоть до 1970-х. Советская же экономика, получившая импульс индустриализации только с конца 1920-х (в империи основную массу идей импортировали), своих пиков к тому моменту ещё не достигла. Поэтому метастазы деиндустриализации охватили на нашу экономику быстрее, болезнь сказалась на всех постсоветских государствах гораздо разрушительнее, чем на странах Запада. Наша деиндустриализация проходила несколько в ином контексте.
Новая либеральная экономика основана на финансовых спекуляциях, самодостаточности финансового капитала. Но её центры – за пределами России. Нам и здесь отводится колониальная роль. Они поддерживают свой социальный уровень за счёт отжима наших интеллектуальных и промышленных запасов. Например, корпорация «Боинг» открыла в России гигантский инженерный центр. Для чего? Для того, чтобы на месте – да ещё и по дешёвке – выдаивать те таланты, что ещё не в Америке. Благо нищета в наших НИИ этому способствует. А в ЦАГИ – мировом центре аэродинамических разработок – в 1990-е годы появился цех… какой бы вы думали? По пошиву сапог.
Господа, говорящие об относительно небольшой количественной утечке носителей интеллекта, забывают про качество: утекает как раз генерационный интеллект.
Кстати, уволенные при Тэтчёр британские инженеры средних лет, вопреки официальным ожиданиям, не превратились в программистов или кого ещё. Они либо нашли места похуже, либо пошли по миру. В результате все без исключения британские автомарки – включая знаменитейшие, вроде Rolls-Royce и Rover – уже давно иноземны не только по владельцам, но и по значительной части разработчиков. А мировых английских компьютеров так и не появилось: даже фирма International Computers Limited (ICL), весьма успешная в начале 1970-х, понемногу заглохла и в 2002-м превратилась в британское подразделение японской Fujitsu.
Такое состояние застало врасплох уже лейбористского лидера Энтони Чарлза Линтона Чарлз-Леонард-Августовича (Тони) Блэра, ориентированного на «экономику знаний». Министр его кабинета и один из идеологов «новых лейбористов» Питёр Бенджамин Джордж-Норманович Манделсон был вдохновлён Кремниевой долиной в СГА. И, как у Крылова в басне «Мартышка и очки», пытался приладить нечто подобное к Британии. Результат как в басне. Да и на родине Крылова с запозданием на несколько десятилетий тоже талдычат про экономику знаний и свою Кремниевую долину.
Экономика же сегодняшней Великобритании держится на банковском капитале и пузыре недвижимости.
Такой же пузырь лопнул десяток лет назад в Японии. Но там управленцы оказались мудрее. Япония, как и Германия, всячески препятствует своей деиндустриализации. Даже ценой снижения формальной – бухгалтерской – прибыли. Куда выгоднее содержать малоэффективное производство, чем вовсе закрыть его и затем не знать, что делать с уволенными работниками – а главное, как доказать следующим поколениям их востребованность.
В нашей стране тоже есть островки, сохранившие промышленность несмотря на все старания либералов. Парадоксально, но факт: главным бастионом сопротивления деиндустриализации стал регион, где родился один из главных её виновников. В Свердловской области усилиями сперва Эдуарда Эргартовича Росселя, а затем Александра Сергеевича Мишарина промышленность была в основном сохранена. Более того, новый губернатор созданием мощного фармацевтического кластера фактически начал реиндустриализацию региона. Это стало возможным потому, что руководитель области умело соединил административный ресурс с пассионарностью местного бизнеса. Например, главным «пассионарием» Уральского фармкластера стал Александр Петрович Петров – весьма незаурядная личность.
Можно говорить про закон сохранения или про сообщающиеся сосуды. Промышленные производства переносятся транснациональными корпорациями в страны, где издержки минимизированы (в Китай, Индию и т. д.), а прибыль оттуда (и в виде прямых дивидендов, и в новомодном формате оплаты интеллектуальной собственности) подпитывает народы развитых в недавнем прошлом стран, выброшенные из сферы производительного труда.
Но нынешние подмастерья мирового производства возьмут реванш. Пока они терпят, пока учатся, не завидуют сверхприбыли, которую на них делают. Но там уже формируется механизм производства и воспроизводства инженерной элиты. Это грозит Западу страшными – и ближайшими! – неприятностями. Он может попасть под инверсию – выворачивание наизнанку – исторических процессов, оказаться под той же пятой, что и недавние колонии. Его колонии.