Острая стратегическая недостаточность
Шрифт:
Кстати, последний пример показывает: американцы собирают урожай не только в России. Действительно, среди американских лауреатов Нобелевских премий китайские или индийские фамилии встречаются чуть ли не чаще английских. А родословные голливудских и плейбоевских красавиц восходят корнями едва ли не ко всем уголкам Земли.
Итак, США притягивают к себе лучшие образцы всего человечества. Красота и ум всего мира постепенно концентрируются в заокеанской державе. Значит, и сам американский народ постепенно становится умнее и красивее. Тогда как другие страны – в том числе и Россия – лишаются не только лучших своих представителей, но и возможности передать их гены следующим поколениям.
ЛУЧШЕЕ ПО НАСЛЕДСТВУ
В классическом
На самом же деле лучшие гены, похоже, наследуются заметно чаще, нежели худшие. Поговорка «На детях гениев природа отдыхает» подтверждается довольно редко. И всегда оказывается: дело тут не в тяжком наследстве, а в возможности жить без особого труда, на родительские деньги. Томас Алва Сэмюэл-Огденович Эдисон говорил: гений состоит на 1% из вдохновения и на 99% из потения. А если с детства не привыкнешь к постоянной напряженной работе – то и в зрелые годы вряд ли создашь что-нибудь серьёзное. Но если родители не дают детям поблажки, с детства приучают к труду – появляются семейные династии вроде швейцарских математиков и физиков Бернулли (кстати, иностранных специалистов на российской службе), создателей несметного множества технологий электросварки академиков Патонов или нескольких десятков композиторов Бахов, не скрытых даже тенью величайшего из них – Йоханна Себастьяна Иоханн-Амброзиусовича.
Да и красота наследуется не хуже ума. Скажем, выдающийся актер Майкл Дуглас, более всего известный нам по фильму «Основной инстинкт», не только талантлив, но и признан одним из образцов мужской красоты. Не удивительно: его отец Кёрк – непревзойденный Спартак, Одиссей, викинг – десятилетиями считался красивейшим актером Голливуда. Кстати, имя и фамилию он обрёл также в Голливуде: до эмиграции, в России, его звали Иссур Демский.
Понятно, по мере роста концентрации элитных генов шансы на их проявление в потомстве стремительно – пропорционально квадрату этой концентрации – растут. Ещё пара поколений массовой миграции, подкреплённой щедрыми деньгами и разумными иммиграционными законами – и в США придётся дураков и уродов днем с огнем искать.
Мы же – как и почти весь остальной мир (даже из Европейского Союза, баснословно богатого по нашим представлениям, за океан эмигрируют довольно охотно) – становимся генетически беднее. И в скором времени все та же квадратичная вероятность может привести к тому, что даже лучшие наши таланты будут по заокеанской мерке середняками.
ОТБОР СВИРЕПСТВУЕТ
Конечно, генетика по Йоханну Антоновичу (в монашестве – Грегору) Менделю дополняется естественным отбором по Чарлзу Робёрту Робёртовичу Дарвину. Но люди тем и отличаются от прочих животных, что стараются не приспосабливаться к миру, а приспосабливать мир к себе.
И не только потому, что естественный отбор работает несравненно медленнее интеллекта. Но ещё и потому, что он неизбежно сопровождается массовыми жертвами: у природы ресурсов несравненно больше, чем у человечества, и она может себе позволить бесчисленные неудачи при экспериментах.
Вспомните, как вымирали от «огненной воды» народы севера Сибири и их ближайшие родственники – американские эскимосы и индейцы. На Севере слишком мало продуктов с большим содержанием углеводов. Поэтому тамошние обитатели не познакомились вовремя со спиртом – продуктом их брожения. Значит, у естественного отбора не было причин наращивать концентрацию ферментов, предназначенных для разложения спирта. И когда люди, привыкшие опьяняться другими дурманящими веществами (вроде мухоморов или табака), впервые столкнулись со способом повышать концентрацию спирта в организме в сотни раз по сравнению с естественной нормой (спирт возникает при энергообмене внутри каждой клетки – но в мизерных количествах), их ферментные системы оказались неспособны справиться с такими дозами. И пока никто не может предсказать, какая доля этих народов ещё вымрет, прежде чем останутся только те, в чьих организмах активность антиалкогольных ферментов сопоставима с европейскими нормами.
Кстати, мы – жители средней полосы России – и сами испытываем то же несчастье, хотя и в несколько меньшей степени. Как известно, у нас среднее потребление алкоголя заметно ниже, чем в Западной Европе – а доля алкоголиков куда выше. Дело не только в различии традиций (например, у нас пьют и закусывают, а на Западе чаще едят и запивают). Куда важнее, что на Западе технологию перегонки спирта, пришедшую от арабских алхимиков, освоили на пару веков раньше. Да и до этого значительная часть Западной Европы пила виноградные вина, а у нас было доступно только пиво, где алкоголя вдвое-втрое меньше (напитки на основе перебродившего меда, конечно, крепки, но сравнительно дороги и редки). Причём на севере Европы – где тоже пили пиво, а привозное вино было доступно лишь богачам – алкоголизм встречается куда чаще, чем на юге. Правило простое: чем дольше народ находился под давлением высоких концентраций спирта, тем меньше в нём доля предрасположенных к алкоголизму, ещё не уничтоженных беспощадным естественным отбором.
Как видим, отдаться на волю естественного отбора – значит, смириться, что на протяжении многих поколений страна будет массово вымирать. И это в дополнение к тому, что у нас уже четверть века рождаемость ниже смертности.
Это, как ни странно, показатель сравнительного экономического благополучия. Во всём мире при росте эффективности хозяйства народ сперва начинает стремительно расти, чтобы воспользоваться благоприятными обстоятельствами, а потом понемногу сокращается, ибо для его выживания вроде бы уже не требуется многочисленность. С первой фазой этой демографической волны уже научились справляться. А вот останавливать спад пока никто не умеет.
Понятно, что добавлять к экономическому фактору ещё и биологический, действующий в ту же сторону, попросту опасно: мы и с каждым-то из них по отдельности не знаем как справиться. Значит, все средства, пока ещё нам доступные, надо нацелить на предотвращение дальнейшей потери генофонда.
ЧТО ДЕЛАТЬ
Ясно, что запрещать эмиграцию при нынешнем состоянии страны бессмысленно. Если талант не находит себе достойного дела, если красота востребована разве что на панели – значит, они не имеют конкурентных преимуществ и по жёстким дарвиновым законам скорее всего не оставят потомства. Значит, любые попытки ограничить выезд из страны при нынешнем состоянии российской экономики – а главное, при общественном мнении, настроенном не уважать яркое и нестандартное – приведут лишь к бессмысленным потерям сил, а то и судеб лучшей части нашего народа.
А вот добиться, чтобы школа не приучала к стандартному поведению, а пробуждала творческое мышление, мы можем. И реорганизовать экономику, чтобы подхватывать каждое новшество, в наших силах. Да и просто жить достаточно комфортно, чтобы ценить красоту, мы в состоянии.
Кстати, процветание самоподдерживается. Чем благополучнее жизнь, тем больше шансов, что и дальше она будет улучшаться.
А вот каждый шаг к ухудшению оборачивается новым перекосом в сторону экономических и политических пропастей. Поэтому нынешняя массовая вера, что в России все плохо и безнадёжно, оборачивается подлинным развалом. И чтобы дела пошли лучше, мы должны сами этого хотеть.
Правда, одного желания мало. Начинать надо пусть с мелких, но реальных шагов, которые каждый почувствует на себе. Только когда все мы ощутим, что скольжение в пропасть прекратилось, идея подъёма – согласно классикам – овладеет массами и станет могучей силой.
Сейчас в моде крикливый ура-патриотизм. Но чем махать шашками в воздухе и громыхать, как пустой таз, о дискриминации России, не лучше ли сделать нашу собственную жизнь такой, чтобы талант и красота не текли за океан?