Остроги. Трилогия
Шрифт:
– То есть, открой мы огонь по женщине с пацаном, все твари выбрались бы из консерваторов и набросились на нас? – Рядовой Петров задавал вопрос, содержащий в себе правильный ответ. А еще он ушел от удара и хорошенько вмазал толстяку ладошкой по затылку. Ашот аж рот открыл от удивления, Мариша хмыкнула в кулак, для прочих инцидент остался незамеченным.
– Именно так бы и произошло, – кивнул Павел Сташев.
– Но зачем так сложно? – не унимался Петров. – Зачем все эти искусственные существа? Зачем микрофоны и консерваторы? Куда проще поставить тут заслон из бойцов с автоматами, а то и вовсе замуровать подвал.
Профессор пожал плечами:
– Стерх – законченный мизантроп. Он ненавидит людей, не умеет с ними общаться, для него это настоящая пытка. В коллективе себе подобных он сходит с ума, едва себя контролирует. Ему проще создать искусственных тварей, чем терпеть у себя под боком парней с автоматами. Думаю, в этом все дело.
В коридоре установилась тишина. «Варяги» переваривали услышанное.
– Что ж, – Гурбан вычленил нужную инфу, – мы не шумели. Но оставлять за спиной у себя эти консервы с тварями в собственном соку нельзя. Профессор, нужно вернуться в зал и уничтожить их всех.
«Варяги» дружно закивали. Данила – тоже.
– Если бы так просто… – Сташев-старший закрыл глаза, помассировал их большим и указательным пальцами правой руки. – Один потухший консерватор – это сбой, а два и больше – уже система, диверсия. Консерваторы тут же выпустят свое содержимое на свободу, и тогда я нам не позавидую. Мы видели лишь одного монстра. А на что способна извращенная фантазия Стерха, не знаю даже я. При его новых возможностях, с его технологией он мог создать все что угодно. Да, эти твари недолговечны, но им и не надо много времени, чтобы уничтожить нас.
– Значит… – начал Гурбан.
Закончил за него Петров:
– Значит, надо уходить отсюда. И стрелять нельзя.
На сей раз Ашот воздержался от подзатыльника «духу».
– Оружие на предохранители, живо, – согласился с рядовым командир.
Все загомонили, вмиг позабыв о чувствительных микрофонах. Самаре пришлось чуть ли не каждому прошипеть в лицо «тс-с», чтобы наступила тишина. И в тишине этой отчетливо стал слышен странный звук.
Что-то приближалось к «варягам».
*
Взрывом сорвало асфальт впереди и вместе с осколками швырнуло прямо в машину, которая везла Ксю по горящей, разрушенной артобстрелом Москве. Водила вывернул руль, но тачку все равно накрыло, загрохотало по крыше, промяло сетки, выдавило в салон стекла. В пустоты тут же проник едкий дым, отчего Ксю закашлялась.
И все же водитель сумел объехать воронку. Сзади сверкнуло и грохнуло. Впереди, у перекрестка, шел бой. Прячась за остовом сгоревшего «КамАЗа», по зомбакам стреляли двое совсем еще зеленых пацанов. На дороге рядом лежали два трупа – девчонка с автоматом в руках и парень, который, судя по расположению тела, кинулся к ней на помощь… Всем лет по четырнадцать, не больше.
Не доезжая до перекрестка, кавалькада резко свернула в переулок. Шамардинцам, видно, не очень-то хотелось вступать в бой с зомбаками. А ведь те мальчики обречены…
– Важно сохранить прибор. – Шамардин будто бы прочел мысли Ксю и теперь оправдывался перед ней.
«Так важно, – подумала Ксю, – что вы оставили детей умирать? Зачем вам усилитель, советник?»
Зачем, а?
*
Челюсть у Дана отвисла вовсе не фигурально, когда он увидел то, что вышло к «варягам» из-за поворота. Ему не доводилось еще встречаться с подобными существами.
Гурбан дал знак не стрелять. Вроде и обговорили этот момент, а все ж таки Мариша навела на
это
автомат, Ашот тоже, да и рядовой Петров снял свой «Абакан» с предохранителя, хотя первым ратовал за осторожность и тишину. Но их всех оправдывала внешность твари, явившейся из глубин подземелья.
Представьте себе гнедого жеребца, которому ампутировали голову вместе с частью шеи, а вместо нее приладили человеческий череп. Причем от черепа пустили десятки разноцветных проводов и трубок, уткнувшихся в конечности жеребца, в хребет, в сердце, легкие и прочие органы. Данила заметил даже пучок проводов, протянутый к паху.
Голову для этого кадавра отняли у девушки лет двадцати, вряд ли старше; длинные черные волосы спутались с давно не чесанной лошадиной гривой. Карие глаза безучастно пялились вперед, иногда моргая. Казалось, глаза эти ничего не видят перед собой. На лице не отражалось ни единой мысли, ни единой эмоции – окружающий мир не вызывал отклика в душе девицы. И от этого становилось слегка не по себе.
Нет там никакой души, одернул себя Дан. И девушки нет. Есть кость с мозгами внутри, обтянутая кожей с кератиновыми отростками. И всё.
– Стерх – гений, – услышал он шепот отца. – Я знал, что Афоня далеко пойдет. Такой умище, талант…
Данилу аж передернуло. Умище? Вот эту страхолюдину создал талант? Что гениального в попрании природы, самой сущности людской, звериной, вообще всякой?! Как у бати язык повернулся такое ляпнуть?! Неужели все ученые не от мира сего?! Они что, теряют всякую связь с реальностью, когда речь заходит о науке? Но ведь нельзя же быть в какой-то момент только профессором и не быть при этом человеком, любящим мужем, отцом, в конце-то концов! И пусть профессор Сташев в восторге от злодеяний Стерха, но как батя Дана может нести такую чушь?!
Кентавр – Данила читал древнегреческие мифы – остановился. Или остановилась? Если по телу, так мужик вроде, а голова… Длинный черный хвост принялся стегать по бокам, обвитым проводами, – словно кентавру досаждали мухи и комары. Но насекомые тут отсутствовали. Тараканы, может, и есть, вот только попрятались…
Интересно, как существо питается? Если подобно лошадке, то человеческим зубкам надо перетирать уйму травы, а они для этого не очень-то пригодны. Для людской же пищи не приспособлен желудок жеребца – вряд ли переварит жареное мясо и маринованные грибочки…