Остроумие и его отношение к бессознательному
Шрифт:
Наблюдатель, хотя бы бегло обозревающий условия возникновения комизма из разницы в затрате, может сделать два замечания. Во-первых, есть случаи, в которых регулярно и как бы неизбежно возникает комизм, и в противоположность им есть другие случаи, в которых комизм в большой мере зависит от условий случая и от точки зрения наблюдателя. Во-вторых, очень большая разница в затрате побеждает весьма часто неблагоприятные условия, так что комическое чувство возникает вопреки им. В связи с первым замечанием можно различать два класса: класс неопровержимо комического и класс случайно комического, хотя уже с самого начала нужно предположить, что неопровержимость комизма, относящаяся к первому классу, не свободна от исключений. Было бы заманчиво заняться исследованием решающих для обоих классов условий.
Существенными для второго класса являются условия, часть которых может быть объединена под названием «изолирования» комического случая. Ближайший анализ выясняет следующие соотношения.
А. Благоприятным условием для возникновения комического удовольствия является вообще
Б. Точно так же благоприятно влияет ожидание комизма, установка на комическое удовольствие. Поэтому, если человек рассказывает что-нибудь, имея в виду вызвать комический эффект, то для этого достаточна бывает такая незначительная разница в затрате, которая, вероятно, осталась бы незамеченной, если бы человек не ожидал заранее комический эффект. Если человек читает комическое произведение или идет в театр смотреть комедию, то в силу предвзятости к ожидаемому впечатлению он смеется над такими вещами, которые вряд ли казались бы комическими ему в обыденной жизни. Он смеется, в конце концов, при воспоминании о том, что он смеялся; смеется при ожидании смеха; смеется, едва только завидит комического артиста, даже прежде, чем тот сделает хотя бы попытку вызвать у него смех. Поэтому человек признает даже, что иногда впоследствии стыдится, над чем он смеялся в театре.
В. Неблагоприятные для комизма условия могут явиться результатом того вида душевной деятельности, который занимает в данный момент индивидуума. Работа воображения или мышления, преследующая серьезные цели, мешает отреагированию энергии, в которой она, конечно, нуждается для своего выполнения. Поэтому только неожиданные большие разницы в затрате могут пробиться и доставить удовольствие от комического. Особенно неблагоприятны для комизма все виды мыслительной деятельности, которые настолько далеки от наглядности, что не вызывают мимики представлений. При абстрактном размышлении для комизма вообще нет места, разве только в случаях, если этот образ мышления внезапно нарушается.
Г. Удобный случай для освобождения комического удовольствия исчезает и тогда, когда внимание направлено на то именно сравнение, из которого может вытекать комизм. При таких условиях то, что прежде безусловно оказывало комическое действие, теряет свою комическую силу. Душевное движение или проявление не может быть комичным для того, чье внимание направлено на сравнение этого душевного движения или проявления с образцом, который он ясно представляет себе. Так, экзаменатор не находит комичной бессмыслицу, продуцируемую испытуемым в его неведении, она раздражает его. В то же время коллеги испытуемого, которых гораздо больше интересует, какая участь постигнет их собрата, чем то, насколько удовлетворительны его знания, смеются от всего сердца над его бессмыслицей. Учителю гимнастики или танцев редко кажутся комическими движения его учеников, а от проповедника ускользает комизм отрицательных черт характера, которые так старательно отыскивает автор комедии. Комический процесс не выносит чрезмерной фиксации внимания на себе. Он должен протекать незаметно и подобен в этом отношении остроте. Но если бы его назвали обязательно бессознательным, то это противоречило бы номенклатуре «процессов сознания», которою я, имея на то основания, пользовался в «Толковании сновидений». Комический процесс относится скорее к предсознательному и ускользает от внимания, с которым связано сознание; поэтому его можно назвать подходящим термином «автоматический». Процесс сравнения затрат, если он доставляет комическое удовольствие, должен оставаться автоматическим.
Д. Если случай, из которого должен возникнуть комизм, является в то же время поводом к освобождению сильного аффекта, то это становится большим препятствием для комизма. Отреагирование разницы в этом случае, как правило, невозможно. Аффекты, предрасположение и установка индивидуума позволяют в каждом отдельном случае понять, что комизм всплывает или исчезает только в зависимости от точки зрения отдельного человека и абсолютно комическое существует только в исключительных случаях. Поэтому зависимость или относительность комического гораздо больше, чем относительность остроты, так как острота никогда не вытекает из чего-то, а всегда создается. А при ее создании уже приняты во внимание условия, в которых она создана. Развитие же аффекта — это самое сильное из условий, являющихся препятствием для комизма, и его значение нельзя отрицать, с какой бы стороны мы ни подошли к этому вопросу [86] . Поэтому говорят, что комическое чувство возникает легче всего в полуиндифферентных случаях, в которых не участвуют сильное чувство или заинтересованность. Тем не менее можно видеть, что именно в случаях, связанных с освобождением аффекта, очень большая разница в затрате создает автоматизм отреагирования. Когда военачальник Бутлер отвечает, «горько смеясь», на напоминания Октавия возгласом «Dank vom Haus Osterreich!», то его раздражение не мешает смеху, который относится к воспоминанию об испытанном им разочаровании. С другой стороны, поэт не может более убедительно изобразить силу этого разочарования, чем указывая на ее способность вызвать насильственный смех посреди бушующих аффектов. Я полагаю, что это объяснение может быть приложено ко всем случаям, когда смех вызывают и полные удовольствия моменты, и интенсивные, мучительные или напряженные аффекты.
86
«Тебе легко смеяться; тебя это мало трогает».
Е. Если мы еще прибавим, что комическому удовольствию может способствовать всякая иная случайность, как, например, влияние контакта (по принципу предварительного удовольствия при тенденциозной остроте), то этим мы исчерпали рассмотрение условий комического удовольствия — хотя и не полностью, но для нашей цели в достаточной мере. Мы видим, что эти условия, равно как непостоянство и зависимость комического эффекта, нельзя удовлетворительно объяснить, если не предположить, что комическое удовольствие является производным отреагирования на ту разницу в затратах, которая при самых разнообразных соотношениях может быть употреблена для других целей, а не на отреагирование.
Более подробного рассмотрения заслуживает еще комизм сексуальности и скабрезности, которого мы коснемся здесь лишь в немногих словах. Исходным пунктом и здесь является обнажение. Случайное обнажение действует на нас комически, так как мы сравниваем легкость, с которой получили возможность наслаждаться этим зрелищем, с той большой затратой, которая была бы необходима в иных обстоятельствах. Этот случай приближается к случаю наивно-комического, но он проще его. Всякое обнажение, очевидцами которого (или слушателями — в случае сальности) мы становимся благодаря третьему лицу, равнозначно искусственному комизму обнаженного человека. Мы слышали, что задача остроты заключается в том, чтобы заменить собой сальность и вновь скрыть, таким образом, источник комического удовольствия, ставший недоступным. Наоборот, подсматривание (подслушивание) обнажения не является комическим для подсматривающего (подслушивающего), так как его собственное напряжение упраздняет при этом условие комического удовольствия. В таком случае остается только сексуальное удовольствие от увиденного. Когда подсматривающий рассказывает об этом другому, то человек, за которым подсматривали (подслушивали), вновь становится комичным, так как при этом преобладает точка зрения, по которой обнаженный человек не произвел затраты, необходимой для сокрытия наготы. Впрочем, область сексуальности и скабрезности дает чрезвычайно много удобных случаев получить комическое удовольствие наряду с удовольствием от сексуального возбуждения. Например, можно показать зависимость человека от его телесных потребностей (то есть унизить его) или открыть физическое влечение за претензией на духовную любовь (разоблачить его):
Прекрасная и жизненная книга Бергсона («Le rire») побуждает нас неожиданным образом искать понимание комизма в его психогенезе. Бергсон, формулы которого, предложенные им для объяснения характерных черт комизма, уже известны нам — «mecanisation de la vie», «substitution quel-conque de l’artificiel au naturel» — переходит с помощью легко вызываемых ассоциаций от автоматизма к автоматам и пытается свести целый ряд комических эффектов к поблекшему воспоминанию о детской игрушке. Идя в этом направлении, он в одном месте становится на точку зрения, которую, впрочем, скоро оставляет. Он пытается вывести комизм из последствия детских радостей. «Peut-etre тёте devrions-nous pousser la simplification plus loin encore, remonter a nos souvenirs les plus anciens, chercher dans les jeux qui amuserent l’enfant, la premiere ebauche des combinaisons qui font rire l’homme… Trop souvent surtout nous meconnaissons ce qu’il у a cTencore enfantin, pour ainsi dire, dans la plupart de nos emotions joyeuses» [87] .
87
«Может быть, нам следует пойти еще дальше в этом упрощении, вернуться к самым ранним нашим воспоминаниям и искать в детских играх, забавляющих ребенка, первые зачатки тех построений, которые заставляют смеяться взрослого человека… Очень часто мы не улавливаем тех следов инфантильности, которые еще сохранились в большинстве наших радостных переживаний».
Так как мы проследили в обратном направлении развитие остроты вплоть до запрещения разумной критикой детской игры словами и мыслями, то для нас должно быть особенно интересно проверить и эти предполагаемые Бергсоном инфантильные корни комизма.
Мы, действительно, наталкиваемся на целый ряд соотношений, которые кажутся нам многообещающими, когда мы исследуем отношение комизма к ребенку. Ребенок сам отнюдь не кажется нам комичным, хотя его сущность отвечает всем условиям, которые при сравнении с нами дают в результате комическую разницу: чрезмерную двигательную затрату наряду с незначительной умственной затратой, господство телесных функций над душевными и другие черты. Ребенок производит на нас комическое впечатление только тогда, когда он ведет себя не как ребенок, а подражает серьезному взрослому человеку. И он производит это впечатление таким же образом, как и те взрослые, которые носят чужую маску… Но до тех пор, пока он сохраняет свою детскую сущность, восприятие его доставляет нам чистое, быть может, напоминающее комизм, удовольствие. Мы называем его наивным, поскольку у него отсутствуют задержки, и наивно-комическими его проявления, которые у взрослого человека назвали бы скабрезными или остроумными.