Остров безумия

Саркисов Борис

–Ты хочешь предложить что-то поинтереснее? – спросил он после некоторого молчания.

–Хочу пригласить тебя на пляж, – насмешливый блеск блеснул в ее сероватых глазах. – Иначе я сегодня же умру от скуки.

Он смотрел на нее, улыбчивую и умоляющую, и понял, что говорит она на полном серьёзе.

II

Прежде, чем поселиться на прибрежье, Эрик Корнеевич служил на границе в глухой таежной глубинке на восточных рубежах страны. И кто знает, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы не ранение и контузия. Его подлечили, залатали раны, но зарубины остались на всю жизнь. Правда, поначалу он не очень-то

жаловался на судьбу, но когда его оставила жена, почувствовал себя обделенным, покинутым всем миром, стал чуждаться людей, отвергая их помощь. Однако надо было жить дальше. И тут вспомнил своего бывшего командира Степана Устиновича Гамзина, его прощальные слова: «Вот тебе, Эрик, мой адрес. Как выйдешь в отставку, постарайся разыскать меня».

Это оказался небольшой провинциальный городок. Степан Устинович жил там со своим семейством в шикарном, неприступно огороженном особняке в два этажа, с теплицей средь огорода, с баней-сауной и прочими удобствами. Принял он друга с почестями, помог прописаться, устроиться в средней школе военруком.

Эрик с трудом дотянул учебный год – душа по-прежнему страдала, звала подальше от людской суеты. Хандра и меланхолия крепко держали его в своих тисках. Отставной капитан погранслужбы Свешников имел свои виды на жизнь: природа сотворена для человека, а не наоборот, и ему негоже прозябать в громоздящихся городских домах-склепах, слоняться по залитым асфальтом и потонувшим в смоге улицам.

Однажды, когда они со Степаном Устиновичем выехали за город на пикничок, взору Эрика открылся дивный берег с белыми сыпучими дюнами, от которых вверх по террасе тянулся загустевший лиственный лес. Здесь они развели костер и провели всю ночь за импровизированным коренастым пнем-столом с выпивкой и закуской.

– Что ты скажешь, дорогой Степан, если я возьму да и обоснуюсь здесь? – уже разгоряченный спросил Эрик, глядя на друга остекленевшими от выпивки глазами. – Построю себе домик, буду кормиться рыбой, грибами, орехами и прочей лесной всячиной, словом, буду жить так, как наши далекие предки. Как никак, а лес, тем более прибрежный, очищает человека, наполняет его жизненной энергией… И ты будешь в гости ко мне наведываться на своей старенькой колымаге.

–Ты все такой же романтик, каким был в тайге, – усмехнулся Степан.

–А почему бы и нет? И врачи, между прочим, выписывая меня из госпиталя, рекомендовали и море, и свежий воздух, и полный покой, – решительно продолжал Эрик. – Здесь всего этого в избытке.

–Неужели ты это серьезно или дуришь? – отрывисто рассмеялся Степан. – Вдали от людей, без элементарных бытовых удобств… Нет, Эрик, скажи, что шутишь.

Но Эрик не собирался шутить. Степан это сразу понял и рассказал, что здесь когда-то жили люди, однако в пору всевластия компартии деревушку ликвидировали, якобы, как неперспективную. И сельчане со всем своим скарбом стали покидать обжитые места. В конце-концов деревушка зачахла, пришла в полный упадок, а жилища разобрали на всякие хозяйственные нужды.

–И еще. – Степан озадаченно заморгал. – Мой долг предупредить тебя, что об этом песчаном береге шла дурная молва.

–Какая? – заинтересованно спросил Эрик.

–Погляди туда, – Степан кивнул в сторону небольшой возвышенности, окутанной легкой дымкой. – Видишь пологий холм? Его называли по-всякому – и Печальным, и Коварным, и Злым, но чаще Чертовым. До революции стояла на том холму церквушка, но не понравилась она Советской власти, и она низвергла ее и на том месте поставила коровью ферму. Тогда зароптал холм на своих окаянных осквернителей, мол, больно ему сделали, в самое сердце ранили. И через год скотоферма стала оседать и разваливаться. Однако не вняла власть его голосу, восстановила постройку. Но и она продержалась недолго – снова расползлась по швам, а буйства непогоды довершили разрушение. Это Всевышний, говорили сельчане, послал проклятье на этот холм, вот и прозвали его Чертовым.

Но никакие доводы не могли переубедить Эрика, тем более мистические байки, в которые он никогда не верил. Он сам отсек себя от мира – окончательно и бесповоротно: под пологом увесистых крон деревьев, близ Чертова холма, соорудил бревенчатый дом, утеплил его, обзавелся весельной лодкой и занялся рыбалкой.

Так и жил бы Эрик отшельником, если бы снова не пожаловала к нему в гости судьба-злодейка.

В двух километрах от песчаного берега высился над морем небольшой островок с крутыми скалистыми берегами. Именно туда направлял Эрик свою лодку, заходил с тыльной стороны, где скрученные жгуты зеленых и красных водорослей цеплялись за плоскую косу, сбегающую под воду, – самое уловное для рыбака место.

Июльским днем решил он обследовать островок. Стояла тихая, умиротворенная погода. Мерно плескались волны о берег, в легком тумане сквозь прогалины ватных облаков били солнечные лучи. Птицы выводили свои сладкие, успокаивающие душу мелодии. Эрик взобрался по ступенчатым выступам на самую верхотуру, и взору открылась во всем блеске островная картина: меж нетронутыми цивилизацией осинами, кленами, липами и дубами вились таволги, жимолость, лаванда. И цветы, много-много цветов. Словно драгоценными каменьями они усыпали землю – прозрачные, зеленые, матово-белые, серебряные, огненные. И все это было окутано дикой тишиной. Лишь изредка под ногами трещали сухие сучья.

Пробираясь сквозь заросли густых раскидистых кустарников, Эрик выбрался на небольшую поляну и остановился – до слуха донесся странный рокот. И совершенно неожиданно могучий ветер вскипел в кронах деревьев, и на него обрушился бередящий душу своим завыванием вихрь. Он бросился назад в надежде укрыться от этой адской свистопляски, но вокруг все закружилось, пришло в движение. Эрик ощутил себя в воздушной воронке – она взметнулась вместе с ним и бросила его наземь. Сознание не покидало его, он с затаенным дыханием лежал, вплотную прижавшись к земле. Страх боролся со жгучим желанием понять, что это могло быть – землетрясение, цунами, смерч или что-то пострашнее.

Так он пролежал несколько минут, не решаясь пошевелиться.

Когда тишина окружила и овеяла его, он осторожно поднял голову и обнаружил себя на поляне, обозначенной тремя ровными симметричными кругами, будто невидимой рукой очерченными циркулем, а в самом центре малой окружности застыло, как изваяние, странное существо гигантского, почти двухметрового роста. Было оно нагим, короткие завитки темно-бурых волос покрывали тело – от лобка до упругих смуглых грудей, стоящих торчком. Женщина! Эрик поднялся, отряхнулся и, как завороженный, расширенными глазами оглядывал ее с ног до головы.

Словно очнувшись от гипноза, отвернулся. Первая мысль была – бежать прочь! Он мог бы опрометью, в несколько прыжков, добраться до лодки и отчалить, но, ощутив на себе взгляд дикарки, чарующий и зажигающий кровь, вдруг почувствовал, что с ним что-то происходит, что он безропотно подчиняется некой магнетической силе, которая, помимо его воли, притягивает и манит к таинственному существу. Да-да, это была женщина, о которой в скуке одичалой жизни он стал забывать. Но откуда взялась она здесь, на необитаемом острове? А может быть, это всего лишь сон, наваждение или загадочная гурия, посланная ему для соблазна и испытаний?