Остров Д. Метаморфоза. Вторая книга
Шрифт:
– Спроси, сука! Давай! Тебе разве не интересно, сколько стоила твоя гребаная, продажная шкура?!
– Сколько?! Удиви меня, Мадан.
Быстро взяла себя в руки. Теперь я знал почему – её этому учили. И не только этому. По идее, боец Джена мог нас всех здесь уложить сам. Но она до сих пор этого не сделала. Либо приказ иной получила, либо…Нет! Вот в это я уже не поверю. Хватит. Достаточно шансов ей давал. Только пусть знает, какой ценой она сейчас стоит здесь передо мной.
– Жизнь отца, жизнь матери, жизнь тридцати двух солдат сопротивления. Я их всех…чтоб тебя дрянь такую отпустили.
Всхлипнула, а я пальцы в
– Поняла, сука?
Опять молчит. С ума меня сводит этим молчанием. Я рывком поднялся и замок на решетке сорвал. Два шага к ней и удар со всей силы по лицу, так, чтоб на пару метров отлетела, за шиворот поднял и к стене прижал. И сердце кровью обливается, потому что сам себя бью. Больно, бл**ь, от каждого удара. Когда убивать буду, сам от боли загнусь. Так всегда было. Всегда, дьявол бы ее разодрал и утащил в ад! Каждую ее царапину видел, и у самого внутри все рвало и щемило так, что хотелось сдохнуть, но не думать о том, что ей больно. Вот почему каждый раз, как кто-то трогал ее в школе, я с цепи срывался. Убивать за нее мог. За слезинку одну сердце голыми руками вырвать… а сейчас сам…и руку скручивает и сердце заходится от понимания, что ударил.
– Поняла, я спрашиваю?
Смотрит на меня, тяжело дыша, и удар по ребрам нанесла, туда, где рана через повязку еще кровоточила. Застонал от боли и тряхнул сучку, ударяя о стену так, что волосы на лицо упали. Извернулась и в челюсть локтем заехала и тут же, присев, ногой в бок снова, в одно и то же место, опрокинула на пол и вскочила сверху, сжала мне горло руками. Оторвал от себя и тут же подмял под себя, выкручивая руки за голову. Извивается подо мной, норовит ударить сзади. Коленом по пояснице. Но я ей бедра ногами сжал с такой силой, что кости захрустели.
– Лжешь! Ты нас всех предал. Ты сначала бросил меня, а потом слил…чтоб выжить! Чтоб свою шкуру спасти! Это ты тварь продажная! Ты! Ты мою жизнь в ад превратил! Ты убил меня, Мадан! Убил, понимаешь?!
Смотрю в глаза её сумасшедшие, полные ненависти и слёз, и у самого дыхание остановилось. От боли не могу глоток воздуха сделать. От каждого слова ее вздрагиваю. Словно лезвие мне под ребрами прокручивает. Достает, вгоняет снова и опять крутит. Заорать захотелось, чтоб заткнулась.
– Заткнись! Заткнись, мать твою! Сама себя слышишь?
– Слышу! Я себя слышу. Ты нас предал. Мы умирали, а тебя рядом не было. Я видела, как Лиона с отцом живьем горели…видела. А ты…ты живой остался! Почему?!
– Ты хотела, чтоб сдох?
– Хотела. Все эти годы я и считала, что сдох… А потом увидела. Здесь. Целый и невредимый. Лучше бы сдох…лучше бы горел там на площади, чем знать, какая ты мразь, Мадан…лучше б умер ты.
– А я и хотел сдохнуть. Только не я это решал. Считаешь, я не думал об этом каждый день? О том, что сделал? Я их крики по ночам слышу…но знаешь, я также думал и о том, что ты жива осталась. Меня это спасало от безумия.
– А меня спасало от безумия то, что я могу тебя найти и убить!
– Когда с Пирсом трахалась, забывала периодически или под ним стонала и мечтала о моей смерти?
Стоило вспомнить о друге-предателе, и ярость зашкаливала с утроенной силой. Хотя и понимаю, что право имела и что ничего сам взамен предложить не мог и не смогу, но ревность-сука ядовитая, она меня жгла, как раскаленным железом, изнутри. Я вонь своей паленой кожи чувствовал и задыхался от нее.
***
Пирс. Опять болезненно сердце сжалось. Его жуткая смерть с ума сводит до сих пор. Ради меня. Чтоб спряталась, чтоб бежала…чтоб…Нет. Я не скажу. Не стану вскрывать этот нарыв прямо сейчас. Иначе сама с ума сойду. Не смогу. Не выдержу больше этого груза адского, который ношу с собой уже столько лет. У каждого есть свои мертвецы, которые по ночам приходят. А ко мне не только мертвецы…Я плач слышу. Детский пронзительный плач. И мне головой о стены биться хочется от отчаяния. Что он знает о безумии? Что знает о потерях? Что он знает о том, как больно отказываться от себя самой, выдирать сердце из груди и отдавать кому-то? Отдавать душу свою.
– Что молчишь?
– Не хочу о Пирсе с тобой. Имя его марать. Ты его не достоин, Мадан.
Зеленые глаза вспыхнули ненавистью с такой силой, что меня саму тысячами лезвий исполосовало. Давно он на меня так не смотрел. С юности самой. С того момента как взял первый раз. Пусть ненавидит. Мне так легче будет.
– Имя марать? Святой он, значит, был? – за волосы схватил и о стену лицом припечатал так, что перед глазами потемнело и из носа кровь по губам потекла, – Любила его?
Я расхохоталась. Истерически громко. Господи, о чем мы? Разве это имеет значение здесь, в данный момент, когда один из нас должен умереть?
– Это то, что тебя волнует сейчас? Я убить тебя пришла, Мадан. Вот он – час икс, ты еще не понял? Кто-то из нас обязан здесь сдохнуть: или ты, или я. Потому что я свое задание выполню. Значит, ты должен принять решение – кто?
***
Мои пальцы сами разжались. Отпустил ее и медленно назад отходил, а она обернулась и мне в глаза смотрит. Трясется вся. Кровь запястьем вытерла. Зло смотрит исподлобья. В глазах снова тьма та самая. Которую даже я боялся. Потому что ее ненависть была страшнее смерти…Потому что никогда раньше её там не было. Наверное, меня это добило. Что-то хрустнуло внутри, и я понял, что больше нет смысла ни для чего. Война не война, меты проклятые, Советник-падаль. Плевать на всех, если смотрит на меня вот так.
Решать? Я свое решение принял много лет назад. С тех пор ничего не изменилось. Пистолет с пола поднял и ей швырнул.
– Давай, Бабочка. Стреляй и закончим с этим. Выйдешь на свободу.
Щелкнула предохранителем и подняла обе руки, целясь мне в грудь.
– Я об этой минуте мечтала.
– Видишь, я исполняю твои мечты. Я же обещал тебе когда-то.
Ее руки ходуном ходят. Дрожат так, что из стороны в сторону водит. И по лицу пот каплями выступил.
– Выполняй задание, Найса. И все будет кончено, ты разве не этого хотела? Давай, закончим это здесь и сейчас, девочка. Давно пора.
Делает ко мне шаг за шагом, и руки дрожать продолжают. Вплотную подошла. В глаза мне смотрит. Душу наизнанку выкручивает. Секундная стрелка в голове набатом мозги разрывает. Я даже на спусковой крючок не перевожу взгляд. Только в глаза. Вот она – минута истины.
– Сначала ты, потом я?
Голос сорвался, а мне ее дрожь передается, и сердце о ребра бешено, рвано с перебоями. Мне кажется, что я свою кардиограмму рисунком вижу и попискивание приборов в ушах слышу: от ровного прямого к легким импульсам.