Остров для большой охоты

Соколов Владимир Н.

Темнота вздохнула доверчиво:

— Я бы тоже все расставила, но у меня не хватает фигур. Можно к вам поближе влезть? Здесь дует ужасно…

— Разумеется, — дрожащим басом разрешил Кирилл Валерьянович.

Она переползла поближе, прилегла, и коленом он ощутил ее горячее и твердое бедро. Сделалось неловко, жарко, но ведь и отстраниться было совершенно некуда в одноместной палатке. Он почувствовал на лице ее дыхание и окоченел.

— У нас не получится, чтобы каждому свое. — Она говорила тихо, почти шепотом, словно кто-то мог их подслушать. — Для этого мне надо

раздвоиться, а я одна. Была бы у меня сестра.

— Еще бы хуже запутались, — по какому-то наитию сказал он, потому что не мог толком вдумываться в ее слова, когда дыхание щекотало ухо.

— Почему?

— Ну, ты ведь тоже неравнодушна к Богдану?

— Что, здорово заметно? — приподнялась она.

— Ничего не заметно. Просто близнецы ведь не бывают одинаковы, они дополняют друг друга до какого-то третьего человека, и вот этого, третьего, ты полюбила. Правильно?

— Какой вы умный… — с уважением прошептала она. И снова прилегла. — Прямо хочется рассказать все-превсе.

— Ну и рассказывай.

— Если б вы еще слушали, цены б вам не было. А то ведь думаете о своем.

— Что? — спросил Кирилл Валерьянович. Ему мешали сосредоточиться приятное тепло, которое ощущалось теперь всей ногой, и запах растертой полыни, и дыхание на щеке.

А она шептала:

— Просто ужас, до чего вы с папочкой похожи. Знаете, в детстве он однажды отправлял нас с мамой на юг. Мы сидели в купе, а он на перроне, и я ему кричу, чтобы не забывал кормить черепаху, а он тоже говорит что-то громко, жилы на шее надулись, и показывает, что все понял, что будет питаться регулярно, как мама наказывала. Я про черепаху, он про себя, и мы совершенно не слышим друг друга через стекло… И вот всю жизнь с ним так — как будто сквозь стекло, и он отплывает с любящей улыбкой.

— Положим, я слышу нормально, — буркнул он. — И никуда не собираюсь отплывать.

Хорошо, что темно. Не хватало покраснеть перед девчонкой.

— Положим, — согласилась она. — Ну тогда слушайте. Такая мелодрама, просто жуть: вам будет интересно. Жили-были два брата. Окончили институт инженеров гражданской авиации и стали работать диспетчерами в аэропорту — всегда в одну смену, потому что друг без друга шагу ступить не могли. И были у них многочисленные девушки, с которыми они встречались, каждый со своей, и которых они не любили. И все у них было хорошо.

— Пока на них не свалилась ты, — подал голос Кирилл Валерьянович, чтобы показать, как внимательно слушает.

— Да, пока на них не свалилась я. Не перебивайте. Что было дальше вам неинтересно, главное для вас, к чему все это привело., приводит. Вы правильно заметили, люди они очень разные, и если я Борьку не просто люблю, но глубоко, глубоко, глубоко уважаю, то Богдана мне просто жаль — тут вы пальцем в небо попали насчет моего отношения. Если б Борька мучился, не дай бог, как он, Борька сделался бы еще лучше, чем есть, я уверена. А этот делается жалким, страшным, а теперь и опасным.

— Опасным? Почему ты решила?

— Не знаю. Кот. Или что-то еще. Так я чувствую, А Борька ничего не чувствует, для него брат остается братом, с которым нельзя разлучаться.

Раньше я еще надеялась, что мы куда-нибудь уедем насовсем, в другой город, и все само собой уладится. Куда там. На десять дней попробовали уехать — Данечка тут как тут.

— Да, приятного мало, — сказал Кирилл Валерьянович. — Все-таки не в Тибете живем, да и Данечка, видно, скотина изрядная, но мелодрамой тут не пахнет, успокойся. Мелодраме, понимаешь, нужен труп, и чтобы кровь рекой, и зверства всякие…

— Это будет, — просто сказала Даша. — У него время есть.

— У кого?

— У Богдана. Он сюда не с добром приехал.

Кирилл Валерьянович скосил глаза, но ничего, разумеется, не увидел.

— Воображение, девочка, — сказал он. — Парень приехал поохотиться с братом, ну и с тобой побыть. Уйми воображение.

Но темнота его не слушала:

— Раньше он делал все, чтобы Борька бросил меня. Ни ему, ни себе, все какое-то подобие справедливости. А теперь, когда узнал, что я беременна…

— Эк… — крякнул Кирилл Валерьянович. — Ты еще и беременна?

И отодвинулся. Место нашлось.

— А что тут удивительного?

— Нет, ничего, — смешался он окончательно. — Продолжай, я так…

— Теперь я уверена, он решился.

— Решился? — пробормотал Кирилл Валерьянович. — Чушь какая-то. На что он мог решиться, в пуховой-то куртке?

— При чем здесь куртка?

Он и сам не знал. Мысли путались и перебивали друг друга. Столь естественный биологический факт — Дашина беременность — вдруг все поставил с головы на ноги, и оказалось, что ему не пионерский лагерь следовало бы вспомнить сейчас, а Вареньку, вполне способную вот так просто и естественно хоть завтра сделать его дедом. Все, молодость ушла в песок, а ты и не заметил… Нравится тебе или нет, а девочка прибежала к тебе, как к отцу, как к деду будущего ее ребенка, искать защиты, а ты тут губы распустил… тьфу, старый дурень!

— Ты преувеличиваешь, девочка, — сказал он. — Чтоб решиться на такое… Не так это просто. Нужно быть не такими, как вы.

— А разве вы знаете, какие мы?

И он опять не мог ей ответить. Но отвечать было нужно, и он сказал:

— Какими ж вам особенными быть? Какие родители, такие же и вы. Яблочко от яблони, знаешь ли, во все времена далеко не откатывалось. Кто отец-то у братьев?

— У них нет отца.

— Ну… это и неважно. Вот что я тебе посоветую…

— Советов не нужно, пожалуйста. Выслушали, и на том спасибо. Хуже, когда некому выговориться. Спокойной ночи…

— Погоди! — схватил ее за руку Кирилл Валерьянович. — Тебе ведь страшно, я вижу. Тебе нельзя пугаться. Собери-ка вещи, и давай я отвезу тебя в город. Прямо сейчас. К родителям.

— Вы с ума сошли, — сказала она, высвобождая руку. — Зачем мне к родителям? Зачем мне в город, если Борька здесь?

Снова отворилось небо, влился шум камышей, и тоненькая, пряменькая тень стояла на коленях среди звезд, придерживая полог.

— Я знаю точно, что нам нельзя оставаться втроем, — сказала тень. — Если что-то все-таки произойдет, Данечка устроит так, что виноват будет Борька.