Остров для большой охоты
Шрифт:
Смешно даже думать, будто из дерева или резины — да из чего бы то ни было! — возможно повторить это чудо. Округлые, чистые птицы, обрызганные радужными каплями по радужному перу, они буквально распираемы были энергией жизни, они беспрестанно дергали хвостиками, озирались, их крылья вскидывались на всякий плеск и снова пружинисто складывались. Кирилл Валерьянович даже глаза прикрыл, чтобы не спугнуть свое счастье, но в щелочки подсматривал. Видел, как селезень одобрительно крякнул и сунулся в воду, однако в тот же миг и выскочил, словно ловил кого-то врасплох, и возбужденно захлопал крыльями, озираясь. Уточка робко кружила за ним. С каждым следующим кругом они приближались
Первым он выцелил селезня. И было потянул за спуск, когда на линию выстрела выплыла уточка, заслонив собою супруга. Заряд накрыл бы их обоих, но почему-то Кирилл Валерьянович выдохнул и ослабил палец на спуске, и лишь когда отплыла уточка, снова затаил дыхание и потянул…
С полем, Кир! Вскипело вокруг селезня, пала в воду его голова, и крылья распустились по взбурлившей поверхности. Уточка заметалась около — был страшный гром, и плеск, и ужасные брызги, почему он не улетает? Кирилл Валерьянович перевел на нее мушку и подумал, что если сможет выстрелить в такую растерянную птицу, то… Пока он соображал, что же «то», инстинкт свое взял, уточка рванулась в сторону, поднялась на крыло и скрылась за ближним островком. И там, как следовало ожидать, ударил чей-то выстрел.
Спешить было некуда, но все же он вытолкнул лодку из зарослей, будто селезень мог тоже подняться на крыло и достаться другому. Но нет, селезень был надежно мертв. И мертвым оставался удивительно красив, особенно красиво мерцали капли на шоколадной спинке — чучело было бы просто мокрым. Вода под ним окрасилась облачком, в котором уже сновали предприимчивые мальки, а он, окунув взлохмаченную дробью голову, словно вглядывался в водоросли на дне. Взявшись за тугие основания крыльев, Кирилл Валерьянович поднял добычу и бережно положил на носовую банку, и по глубокому стеклопластику зазмеился розовый ручеек крови с водою. Голубое и розовое — сентиментальные цвета охоты.
До наступления дня нечаянно удачная засидка принесла ему еще крякву и парочку лысух. Но если первая лысуха была убита аккуратно, то вторая, когда подплыла лодка, разевала полный крови клюв и водила крылом по воде — молча, что всегда поражало Кирилла Валерьяновича в подранках. Видит бог, какой мукой для него была необходимость сворачивать шею подранкам…
Шел одиннадцатый час утра, когда он продирался назад в свою бухточку. Канонада на озере смолкла в десятом часу, но он не торопился возвращаться, кружил меж островов не спеша и почти наугад. Горячка охоты прошла, он вспомнил о чужаках и долго размышлял, как быть дальше. Вообще-то он считал себя последовательным человеком, но вот вспомнил чужаков и понял, что ему не очень хочется, чтобы они убирались с острова. Почему? Вот ведь странно… Зачем ему общество этой парочки, если приезжает он сюда за уединением, если выдавались даже здесь, бывало, дни, когда невыносимым делалось общество себя самого, осточертевшей плоти, которую и здесь требуется троекратно в день кормить, оберегать от радикулита и катать от застоя крови на лодке… Не находя ответа, он тем не менее не спешил возвращаться, чтобы не застать сборов. Глупо было бы уговаривать их остаться после вчерашнего. Другое дело, если он вернется, а гостей и след простыл — можно будет про должать считать себя последовательным человеком.
Первое, что он увидел в бухточке, была притулившаяся к мосткам чужая лодка. Пустая, без вещей. Выйдя из камышей, он и палатку чужую увидел на прежнем месте. Никто ее не помышлял сворачивать, и от этого, опять же не слишком последовательно, стало досадно.
У
— Есть живая душа?
В палатке зашевелилось. Молния с визгом разъехалась, высунулись две розовые ступни, за ними показались джинсами обтянутые острые коленки, выехал свитер с толстым воротом, похожим на хомут, и вот уж вся Даша перед ним сидела, сонная, растрепанная и прекрасная. Что значит возраст, подумал Кирилл Валерьянович, вот ведь возраст сатанинский — все к лицу!
— Что вы раскашлялись тут? — проворчала она. — Поспать не дадут человеку…
— День добрый! — с неожиданной для самого себя приятностью в голосе сказал Кирилл Валерьянович. — Рискуете лучшее время проспать. Смотрите, красота какая!
Обхватив коленки, Даша оглядела морщинистое, испятнанное островами озеро, оглядела небо, посеревшее к полудню, оглядела закиданный сухой травою косогор, спускающийся от ее ступней к ржавым камышам внизу. И зевнула, показав ослепительно молодые зубы:
— Будем считать, что вы пошутили, Кирилл… ой, я забыла отчество.
— Валерьянович. Но это не обязательно, — вдруг добавил он, к собственному удивлению.
Она же глазом не моргнула:
— Конечно, не такой уж вы старый, каким хотите казаться. О-о, а какая добы-ыча!
Ей-богу, за одно это «о-о» он простил бы и не такую фамильярность.
Ей вообще можно было простить что угодно, при условии, конечно, что ты мужчина, и она прекрасно знала это. Помотала головой, укладывая волосы — они разлетелись соломенным шаром и тут же послушно и пышно легли в золотистую с отливом скобку, — и растерла лицо ладошками вместо умывания. И получилось прекрасно! Свежее сияющее личико смотрело снизу на него, губы в мелких дольках, как плоть апельсина, а потом она одним движением поднялась, обтянула свитер и оказалась вся составлена из подростковых уголков и линеечек, разве что грудь была уже по-женски тяжеловата.
— Что вы так уставились? Наверно, на вашу дочь похожа.
— Представьте, да, — засмеялся он. — И зовут по тому же принципу. Вы Даша, а она у нас Варенька…
— В нашем классе даже Глафира была. По тому же принципу. Отыгралось ваше поколение на нас за Анжелик Петровых.
— Вот вы и подросли, оказывается, Даши-Вари, — вздохнул Кирилл Валерьянович. — Хорошая вам выпала волна — красиво и патриотично. Слушайте, а приходите вечером на чахохбили.
Он приподнял за лапы перевернутый букет из развернутых крыльев и болтающихся тусклоглазых головок.
— М-м, — мурлыкнула Даша, — как интересно… А Борька только двух принес, и то таких вот, тощеньких, — и показала на лысух.
Сладостны были Кириллу Валерьяновичу эти слова! Нет, все же славно, что они не уехали.
— А где ваш… э…
— Любовник, — подсказала Даша.
— Приятель, — как бы не расслышал он подсказки. — Что-то не заметил я его нигде, когда подымался.
— Птичек своих пошел потрошить. А почему вы передумали выселять нас, можно спросить?
Гляди, не забыла, отметил Кирилл Валерьянович и сказал:
— Любопытно стало познакомиться с вами.
— Со мной? Или с нами обоими?
— С вами вообще, с патриотичной этой самой волной. С дочерью мы как-то редко видимся, понимаете ли…
— Понимаю, еще как понимаю… — засмеялась она чему-то. — Значит, будем знакомиться. А сейчас идите, Кирилл, мне надо себя в порядок приводить, скоро Борька заявится.
И Кирилл Валерьянович, представьте, повернулся и пошел, А когда она крикнула вслед: «Значит, вечером мы у вас?» — он закивал и даже замахал своими утками.