Остров Эрендорф
Шрифт:
Ещё раз Ван изумился силе дедуктивных построений этого седоватого, худого и длинного человека с нервным, строгим лицом и характерным, слегка орлиным носом с хрящеватой горбинкой.
– Я предвижу, что вы будете сейчас удивляться моим выводам, но всё-таки я скажу вам: немедленно поезжайте в Нью-Линкольн и как следует осмотрите комнату исчезнувшего Джимми Стерлинга. Я уверен, что ключ находится именно там. Не пренебрегайте мелочами. В случае чего телеграфируйте. Ну, как вам понравился пост министра розысков?
– Вы... знаете... даже... это?
– Ещё бы!
– Патрон похлопал по вечернему выпуску газетного треста и погрузился в задумчивость.
Ван понял, что аудиенция окончена. Он вышел на улицу и поехал на вокзал.
Теперь, после слов учителя, он был уверен, что его репутация будет восстановлена.
Оставшись один, патрон сыграл на скрипке старинный ноктюрн русского композитора Рахманинова и сказал:
– Хороший парень этот Ван, но имеет крупный минус - рассеян. Вот теперь и возись с этим минусом.
* * *
Заметьте себе, читатели: минусом. Подчёркиваю.
* * *
Ван, как вихрь, пролетел на велосипеде мимо трактира "Хромой фонарь" и остановился возле дома архитектора. Дом был заколочен.
"Что за чёрт!" - подумал Ван.
Мимо него проходил местный негр. Ван подозвал его и, сунув в чёрную руку новенький серебряный доллар, спросил:
– А скажи-ка, любезный, почему дом архитектора заколочен?
Негр оскалил белые зубы.
– Как, разве масса ничего не знает? С тех пор как исчез Джимми, архитектор запьянствовал, и теперь его отправили на лечение в Сан-Франциско. Что касается тёти Полли, экономки, то она вышла замуж за садовника исчезнувшего профессора Гранта - Свена, и в данный момент они совершают свадебное путешествие на дирижабле "Полигимния". Как же! Об этом знают все, по крайней мере, на двадцать пять миль в окружности.
– Тем лучше,- сказал Ван.- Ты честно заработал свои сто центов. Можешь пропить их у старика Бобса. Ступай.
Негр пошёл в "Хромой фонарь", а Ван перескочил через забор архитекторского сада и пополз, как змея, по высокой и мокрой траве.
Проникнуть через окно в комнату Джимми для Вана не составляло особенного затруднения. Ведь вся его профессия состояла в искусстве проникать в жилые помещения через окна.
Точнейшим образом применяя приёмы своего учителя, Ван детально обыскал всю комнату. Он не пропустил ничего. Но следов никаких не было. Ван уже собрался ехать обратно, примирившись навсегда с погибшей репутацией, как вдруг его внимание привлёк раскрытый на столе географический атлас.
Сейчас же Ван вспомнил карты полушарий в кабинете профессора Гранта. Ван бросился к атласу. Последний был открыт на Атлантическом океане. Ван вытащил из кармана лупу и провёл ею над картой.
Крик восторга вырвался из его груди.
Крошечный, уединённый островок западнее Капштадта был отмечен крестиком.
Ван выдрал из атласа карту, тщательно уложил её в бумажник и, насвистывая туш, вылез из окна.
Через пять минут он уже телеграфировал своему патрону:
"СЛЕД НАЙДЕН. ВЫЛЕТАЮ КАПШТАДТ. РЕПУТАЦИЯ БУДЕТ СПАСЕНА. ПЕРЕВЕДИТЕ 5000. ВАН".
23. Я буду краток - пошли вон!
Однажды Батист сказал Галифаксу:
– Мой друг, мне кажется, что нам пора упрочить своё положение. Я делал всё возможное, чтобы заслужить расположение народа, и я его заслужил. Но рабочие... рабочие... Я не понимаю, чего они хотят? Смокинги им не обольстительны, повышение чаевых их не устраивает, приготовления к войне с СССР вызывают в них отвращение.
– Это верно,- вздохнул Галифакс.
– Когда я был лакеем у шестнадцатого секретаря Матапаля,- продолжал Батист,- честное слово, мне было легче жить. Тогда я, по крайней мере, твёрдо знал, что от меня требуется. А теперь - не знаю. Одним словом, надо устроить что-нибудь экстраординарное.
– Провезите по городу шестого секретаря,- уныло посоветовал Галифакс.Это вас немного развлечёт и прибавит народу энтузиазма, которого начинает временами не хватать.
Лицо Батиста стало похожим на бутылку уксусной эссенции.
– Скучно. Устарело.
– В таком случае, может быть, организовать публичную присягу генерал-коменданта гражданским свободам?
– Уже было.
– Гм... А может быть, надеть на статую Свободы бронзовый смокинг?
– Галифакс, я вас считал умнее. Какой же дурак заставит носить элегантную женщину смокинг? Вы об этом подумали? Не пойдёт.
Тогда Галифакс воскликнул:
– Придумал! Учредительное собрание!
Батист щелкнул себя по уху.
– Идея. Громадное помещение. Избиратели в смокингах... Розовые банты. Вспышки магния. Левая рука заложена за борт, правая протянута над тысячами цилиндров. Спасибо, Галифакс. Покуда нет Пейча, надо торопиться.
И с этого момента правительство лакеев вступило в наиболее пышную фазу своего расцвета...
* * *
...Тем временем Пейч летел в главную ставку интернациональных революционных армий. Этот перелёт, обыкновенно длившийся семьдесят один час, на этот раз продолжался всего шестьдесят четыре часа. На рассвете 22 мая аппарат Пейча благополучно спустился на хорошо знакомом ему аэродроме, одном из самых усовершенствованных в мире.
Встречавший его человек с утомлённым лицом улыбнулся.
– Вожди могут делать ошибки, но ошибок в ходе исторического процесса не бывает. Не будем же терять время на бесполезные сожаления. Насколько мне известно, соотношение борющихся сил у вас следующее.
Он коротко и точно в цифрах изложил Пейчу всю картину социальной борьбы в Штатах так, как будто бы именно он прилетел сегодня утром из Нью-Йорка, а Пейч сидел здесь, в ставке. Он продолжал:
– В данный момент Батист спешно готовится к Учредительному собранию. Его созыв назначен на тридцатое мая. Вам это, вероятно, ещё не известно. К этому дню вы должны быть в Нью-Йорке и поступить так, как этого потребуют ваш революционный долг и обстоятельства. Что касается нас, то на сегодняшнем заседании будут выработаны точнейшие инструкции. В вашем распоряжении есть не менее трёх дней. Изучение нашего быта и нашего революционного опыта может вам очень пригодиться в самом непродолжительном будущем. Пока это всё, что я вам могу сообщить, но завтра мы с вами поговорим более подробно.
...Пейч пробыл в ставке четыре дня и 26-го вечером вылетел обратно...
* * *
Тридцатого мая утром гигантское здание Спортинг-Паласа, где было назначено первое заседание Учредительного собрания Штатов, вмещающее до сорока тысяч человек, содрогалось, как лейденская банка. Тридцать пять тысяч отборнейших джентльменов Штатов, получивших розовые пригласительные билеты за подписью Батиста, и пять тысяч наиболее способных статистов крупнейшего кинопредприятия, получивших по 2 доллара 50 центов за участие в этой постановке, не считая соединённого хора всех нью-йоркских мюзик-холлов и четырёх джаз-бандов, наполняли огромную кубатуру Спортинг-Паласа.