Остров, или Христиан и его товарищи

Байрон Джордж Гордон

XII

Причалил ратный люд, свершить готовый Бестрепетно и слепо долг суровый. Так мчится ветр в осенний листопад, Лес оголит — и не глядит назад. И все ж, быть мажет, легче было б им Мстить чужакам, — не родичам своим: Пусть дерзкие Британию забыли, — Они Британии сынами были… Кричат: «Сдавайтесь!» Те молчат. Сверкнул В луче металл уставившихся дул. Вновь тот же клик, — молчанье то ж в ответ. И громче третий зов — отзыва нет, Лишь по скалам грозящий отзвук грохнул И в пропастях

таинственных заглохнул. Вдруг треск сухой… Мгновенный вспыхнул блеск. Все дым застлал. В ущельях гул и треск, Умноженный раскатным эхом, грянул. Град пуль от скал, расплюснутый, отпрянул. Был дан тогда единственный ответ, Возможный тем, кому надежды нет: Враг лез на приступ; Христиан вскричал Своим «пали!» Еще не замолчал Отгул теснин, как два из строя пали. По кручам остальные наступали, Карабкаясь. Безумием врагов Взбешен, отряд на крайнее готов, Чтоб кончить дело. Что ступень — то крепость, Дробящая их натиска свирепость. Над бездной виснут. Христиан борцов Твердынями обрывистых зубцов Ведет искусно. Ищут обороны На высотах, где лишь орлам притоны. Их каждый выстрел — смерть: за трупом труп, Катяся в глубь с уступа на уступ, Как раковина, падает на мель. Живых стремит все выше бранный хмель. Еще довольно смелых. Окружают Отвсюду трех; повсюду угрожают. Их, что живыми взять нельзя нигде, Смерть, как акулу, держит на уде. Дралися храбро трое. И, кто пал, — О том врагу стон смертный не сказал. Был дважды ранен Христиан. Для жизни Уж не нужна пощада; но отчизне «Прости» шепнуть он мог в предсмертный час. Вождю предложена в последний раз Пощада. Он, как сокол круч, лишенный Птенцов, с бедром разбитым, погруженный В полузабвенье, полз. Заслыша зов, Вдруг ожил — и ближайшим из врагов Кивнул призывно. Те бегут. Хватает Ружье, — нет пули, — медную срывает С камзола пуговицу, в ствол забил, Прицелился, курок спустил, — убил Врага, и улыбнулся, — и, как змей, Повлекся к срыву, где скала прямей, Глядит в отчаянье. Туда ничком Подполз он, оглянулся, кулаком Сжал руку — и с землей, грозясь, простился Проклятием… рванулся, покатился Стремниной вниз… и долу, труп безвидный, Пал, — коршуну добычей незавидной: Раздранные останки так малы… Дымился кровью под пятой скалы Кудрявый скальп, да сталь вблизи чернела, С которой длань его закоченела, — Под брызгами прибоя ржаветь ей… Где остальное? Жизнь его частей Хладела… А душа?.. О, кем изведан Души заветный путь? Нам заповедан Долг хоронить усопших, не судить. Тебе, судящему, не убедить Тем грозного судьи твоих деяний; И ты — невольник вечных воздаяний, — И разве смертной мысли нищетой Умилосердишь суд сердец святой!

XIII

Свершилось. Остров пришлецом оставлен. Из вольницы — кто пал, кто обесславлен Оковами. Понурою гурьбой Стоят в цепях, укрощены борьбой, На палубе, где доблестно служили. Но униженья те не пережили, Что на скале последний бой вели. В напитанной их кровию пыли Их трупы тлели. Кралась к ним, взмывая На влажных крыльях, хищница морская С голодным криком. А внизу шумела Стихия равнодушная и пела Свой гимн бессмертный. Тешились игрой Стада дельфинов. Рыб летучих рой Из волн на крыльях кратколетных прядал И в волны вновь для новых взлетов падал.

XIV

Еще восток предвестьем дня горит, А Ньюга, как одна из Нереид, Всплыла — стеречь хранительным дозором Сон милого. И видит: над простором Лазурным парус, парус вдруг блеснул! И тронул ветр, и парус изогнул… Ей трепет грудь стеснил, чрез миг высоко! Восторг вздымает перси: враг далеко! Сомненья нет: плывет он прочь. Развив Все паруса, минует он залив. Как тень мелькнул он! Пену моря с вежд Она стирает: как залог надежд, Как радугу небес, следит ветрило, Доколь его от взора не сокрыло Морское лоно… Радость! Радость! — Пуст Широкий океан! Из милых уст Сейчас услышит Торквиль весть свободы! Под верные нырнула Ньюга своды; Что чаяла, что знала, все ему Поведала любовь. Свою тюрьму Покинули счастливые. Из волн Поднялись оба. Разыскали челн, В скалах укрытый Ньюгой по уходе Врагов, когда он реял на свободе, Гоним теченьем: в пору догнала Она ладью, — ладья любви цела… Нет, никогда не выносил из волн Так много счастья, счастья утлый челн!

XV

И вновь из волн встает их остров милый, Не оскверненный вражескою силой. Нет грозного на взморье корабля — Тюрьмы плавучей. Мирная земля Озарена надеждой. Ревом трубным Чету встречают и гремучим бубном Челны родные. Племя и князья Приветствуют, как нежная семья, Детей спасенных. Женщины за Ньюгой Теснятся и целуются с подругой, Пытая: как спаслись? Полна чудес Их повесть. Ликованье до небес Подъемлет клик. Слывет в толпе туземной «Пещерой Ньюги» их чертог подземный С тех светлых дней. И тысячи огней Сзывают люд из дальних куреней На пир ночной в честь близких, уцелевших И подвигом любовь запечатлевших. Сиянье дней сменит веселый пир, — Какими светел колыбельный мир.

¹⁸²³

КОММЕНТАРИИ

Над поэмой «Остров, или Христиан и его товарищи» Байрон работал в начале 1823 г. (Песнь первая датирована 10 января 1823 г.). Опубликована отдельным изданием 28 июня 1823 г. в Лондоне Джоном Хантом.

Создавая поэму «Остров», Байрон в ряде эпизодов следовал рассказам очевидцев — авторов двух книг, на которые поэт ссылается в строках, предпосланных поэме.

Автор первой книги, указанной Байроном, Блэй (Блай), Вильям (1753–1817), адмирал. В 1787 г. был послан на корабле «Баунти» на остров Таити, чтобы доставить в Вест-Индию саженцы хлебного дерева. На обратном пути команда корабля подняла мятеж (май 1789 г.), и Блай с несколькими верными ему членами экипажа был высажен в лодку. На ней он проплыл от островов Тонга через Тихий океан к острову Тимор и в Батавию (ныне Джакарта); открыл северные острова Новых Гебрид.

Из книги «Сообщения Вильяма Маринера об островах Тонга», на которую также ссылается поэт, Байрон смог получить представление о природе этих островов, обычаях местных жителей, их фольклоре.