Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона
Шрифт:
19 марта 1600 года ему было разрешено вернуться в Эссекс-хаус (у лорда Эджертона были другие дела и заботы, кроме надзора за арестованным графом), но по-прежнему на условиях домашнего ареста. Из дома были выдворены его жена и все проживавшие там его друзья (включая Энтони Бэкона), остались лишь два хранителя, назначенные властями. Тогда же, весной 1600 года, Елизавета избавила его от необходимости давать объяснения в Звездной палате. Она, наконец-то, согласилась с доводами Бэкона. А кроме того, королева приняла во внимание слабое физическое состояние графа, да и мольбы Эссекса возымели в итоге некоторое действие на нее. Но это не означало прекращения дела, расследовать действия графа в Ирландии отныне должна будет специальная комиссия.
Тогда же, весной 1600 года, королева в разговоре с Бэконом вновь заговорила о деле Эссекса. Они придерживались разных взглядов: Бэкон советовал все решить в узком кругу, Елизавете же нужно было как следует наказать графа, тем более что еще в январе 1600 года до нее дошли слухи, будто Эссекс и Тирон тайно договорились после ее смерти разделить короны: первый станет королем Англии, второй вице-королем
342
The National Archives, London, The State Papers, 12/274/22, f. 34r (допрос Томаса Вуда [Thomas Wood]) в Тайном совете 20 января 1600 года. (Подр. см.: Gajda A. The Earl of Essex. P. 209–215 и особенно: 214–215.) Скорее всего, Вуд повторял ложь, намеренно распространявшуюся Тироном, чтобы вызвать панику и раздоры при английском дворе.
5 июня 1600 года Эссекса доставили в Йорк-хаус, где он предстал перед следственной комиссией, состоявшей из советников королевы, пэров, судей и некоторых знатных и доверенных особ. Фактически это был Тайный совет в расширенном и несколько измененном составе. Елизавета некоторое время колебалась, включать ли в него Бэкона или нет, но в итоге включила.
Спустя годы он напишет еще об одной сплетне, возникшей в то время в связи с его участием в работе этой комиссии: «якобы меня использовали в качестве той стороны в процессе, которая выступала против милорда Эссекса. В действительности же я, – зная, как развивались отношения между мной и королевой, помня, что дал ей повод для неудовольствия и недоверия, когда, вопреки ее распоряжению, непреклонно выступал в защиту милорда, подозревая, что за всем этим стоит стратегия, обусловленная неким личным соперничеством, – написал ей две-три любезных фразы, сообщив Ее Величеству, что если бы ей было угодно избавить меня от участия в деле милорда Эссекса, принимая во внимание мои обязательства по отношению к нему, то я бы счел это одним из ее величайших благодеяний. Но с другой стороны, я желал, чтобы Ее Величество не сомневалась в том, что я сознаю степень моих обязанностей перед ней и что не существует таких обязательств по отношению к какому-либо иному ее подданному, которые позволили бы пренебречь моим долгом или как-то умалить мой долг служить ей» [343] .
343
Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 153.
Однако Елизавета не удостоила Бэкона просимого им «благодеяния» и высказала пожелание, чтобы он также поучаствовал в разбирательстве по делу его патрона. Фрэнсису поручили высказаться по поводу одного неприятного для графа эпизода.
В 1599 году доктор Джон Хейворд (Sir John Hayward; ок. 1564–1627) опубликовал первую часть своей книги «Жизнь и правление короля Генриха IV (The First Part of the Life and Raigne of King Henry IV)», посвященной Эссексу, где напомнил о судьбе Ричарда II (Richard II of Bordeaux; правл.: 1377–1399) – короля, низложенного своими подданными. Елизавета восприняла это сочинение весьма болезненно. Автор был отправлен в Тауэр, где просидел до самой ее смерти. Эссекс выразил протест в связи с тем, что его имя попало на страницу столь опасного сочинения. «Но кое-кто нашептывал Елизавете, что его протест был формальным и Эссекс прочел книгу с удовольствием» [344] . На суде графа обвиняли в поддержке памфлета Хейворда. Бэкон еще до начала процесса объяснил лордам, что «дело это старое и не имеет никакого отношения к остальной части обвинения», касавшейся ирландских событий. Лорды же заявили в ответ, что намеренно попросили Бэкона выступить именно по этому эпизоду. Учитывая, что Эссекс был патроном Фрэнсиса, они сочли приемлемым поручить ему выступить по той части обвинения, которая для графа является юридически наименее существенной, ибо самое большее, что ему грозило по данному пункту, – это предостережение и увещание («caveat and admonition»), тогда как все остальное тянуло на государственную измену [345] .
344
Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 253.
345
Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 153–154.
Бэкона это хитроумное объяснение не убедило, поскольку он прекрасно понимал – если уж графа начнут обвинять в госизмене, то и по этому эпизоду дело не ограничится одним увещанием. Но делать нечего, пойти против воли королевы он не мог.
В восемь утра королевский сержант права Кристофер Йилвертон (Christopher Yelverton) открыл заседание кратким докладом, после чего начали выступать члены комиссии. Особенно отличился генеральный атторней Э. Кок, обвинивший графа в предательстве. В ответ Эссекс заявил, что после нападок Кока «вынужден изменить цель своего прихода сюда. Он явился не для того, чтобы оправдываться, но чтобы признать свои проступки… а также для того, чтобы убедить других не повторять его ошибок. Но когда его честь и верность поставлены под сомнение, было бы несправедливо по отношению к Богу и собственной совести не пытаться оправдать себя как честного человека…» [346]
346
Цит. по: Dickinson J. Court Politics and the Earl of Essex. P. 54.
Однако лорды прервали его эмоциональную речь, уверяя, что он вовсе не обвиняется в предательстве, а должен ответить исключительно на те обвинения, которые Тайный совет королевы выдвинул против него, а именно: он без согласия Ее Величества сделал Саутгемптона (Henry Wriothesley, 3rd Earl of Southampton; 1573–1624) генералом кавалерии (General of the Horse), а некоторых офицеров возвел в рыцарское достоинство; кроме того, вопреки инструкциям королевы, он отправился в Манстер; сверх того, не получив соизволения Ее Величества, он вел переговоры с Тироном, и, опять-таки без ее разрешения, вернулся в Англию. Эссекс ответил на каждое обвинение, не стараясь себя оправдать, и в конце просил у королевы милости и прощения. Лорды выразили одобрение его благоразумию и манере держаться.
Бэкон выступал последним. Как его и просили, он в основном говорил о книге Хейворда. Позже, отвечая на упреки в том, что он выступал против своего благодетеля, Бэкон объяснил: «если в своей речи я обошелся без нежностей (хотя никто из выступавших до меня не выразился против приписывания милорду какого-либо вероломства столь определенно, как это сделал я)… то это должно быть приписано моей первейшей обязанности в публичных слушаниях заботиться о репутации и чести королевы, а кроме того, моему намерению сохранить ее доверие, чтобы в дальнейшим я мог сослужить милорду Эссексу лучшую службу» [347] .
347
Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 154.
Почти все заседание Эссекс простоял на коленях «у стола, держа в руке связку бумаг, которые иногда укладывал в свою шляпу, лежавшую рядом, на полу» [348] . И только в конце ему позволили сесть.
Разбирательство длилось около тринадцати часов, и в итоге собрание предложило в качестве наказания графу тюремное заключение, а также лишение доходных должностей и наложение штрафа. Окончательное решение оставалось за королевой, а пока Эссекс должен был находиться под домашним арестом в своем доме.
348
Letters and Memorials of State. Vol. 2. P. 199.
В целом Елизавета была довольна тем, как прошли слушания в Йорк-хаусе. «Ее Величество вполне успокоилась и удовлетворена, убедившись, что лорды ее Совета, ее дворянство и авторитетные судьи страны посчитали графа Эссекса достойным большего наказания, нежели было на него наложено» [349] .
Молва приписывала Бэкону важную роль в осуждении своего патрона. По свидетельству современника, «полагают, что мистер Бэкон повлиял на королеву в этом вопросе (речь шла о лишении рыцарского достоинства тех, кого Эссекс посвятил в рыцари. – И. Д.)» [350] .
349
Ibid. P. 201.
350
Royal Commission on Historical Manuscripts. Vol. 2 (1934). P. 471.
Сэр Джелли Меррик (Sir Gelly Merrick [Meyrick]; ок. 1556–1601), человек из ближнего окружения графа, характеризовал Бэкона как «пустослова», которому «в конце концов воздастся за его нрав» [351] . Посланник французского короля Генриха IV упомянул в своем донесении, что «некто по имени Бэкон, когда-то самый близкий друг графа Эссекса, по отношению к которому граф был исключительно великодушен, тем не менее, после того как граф впал в немилость, приносил королеве доклады о том, что он слышал от графа, когда тот был в ее высочайшем фаворе, и то, что она узнала, обидело ее куда больше, чем ирландское дело» [352] . «Я чрезвычайно потрясен вероломством этого Бэкона», – заметил по этому поводу король [353] .
351
Цит. по: Jardine L., Stewart A. Hostage to Fortune. P. 230.
352
Laffleur de Kermaingant P. P. Mission de Jean de Thumery. Vol. 1. P. 497–498.
353
Ibid. Vol. 2. P. 158.