Остров кошмаров
Шрифт:
Тут висела какая-то тряпка, и в первую секунду я подумала, что это вход в квартиру. Но это оказался проход. Над головой перемычки между домами, сушится белье. Из-под ног с визгом выбегает облезлая шавка.
«Чупакабра!» — испуганно решаю я. Но у псины короткая морда, поросшая усами, редкая бородка. А у чупакабры должны быть длинные некрасивые зубы и морда узкая, выдающаяся вперед.
Пока я оглядывалась на шавку, запуталась в белье. Освободилась от неприятной прохладной ткани и тут же врезалась в стену.
Свист
— Сюда!
Тонкая рука просовывается между двумя штакетинами забора слева. Я цепляюсь за нее и головой вперед ныряю в прореху.
— Это Пеппино, — сообщает мне голос, и только тогда понимаю, что я от страха зажмурилась.
Пеппино старше Луизы. Он высокий, худой, очень подвижный. Сейчас в полумраке я вижу его глаза, они словно светятся. Темное, то ли запыленное, то ли загорелое лицо и ослепительно светлый белок глаза. Может, одинокий солнечный луч так удачно падает?
— Испугалась? — лукаво спрашивает Пеппино.
— И не думала, — хорохорюсь я.
— Испугалась. — Пеппино доволен, словно это и было целью нашей сумасшедшей пробежки по Гаване. — Пойдем.
Пройдя по очередному лабиринту несколько шагов, я понимаю, что со мной снова говорят по-русски.
— Вы в школе русский учите? — догнала я Луизу.
Девчонка замерла, почесала ногу, подумала, задрав мордочку. Я невольно проследила за ее взглядом. Ничего там наверху не было. Стены хибар смыкались, образовывая вечную черноту.
— Угу.
Своим ответом Луиза вернула меня на землю. Легкий топоток сообщил, что нечего смотреть по сторонам, когда впереди нас ждет большое дело.
— Я поеду Россия. Буду там учиться. Вернусь и заработаю много денег, — сообщила Луиза и вдруг остановилась.
Впрочем, «вдруг» здесь такое же неуместное слово, как и «неожиданно». «Вдруг» было все, начиная со звонка редактора.
— Здесь, — прошептал Пеппино.
Он стоял около ступенек, уходящих вниз, и равнодушно смотрел в темноту подвала.
— Лаборатория. Комната. Вампир. Спускайся. Не бойся.
Чувство самосохранения взбрыкнуло и потребовало, чтобы я немедленно испугалась и никуда не пошла. Оно даже готово было проложить маршрут, не обращаясь к моим вечно дремлющим способностям ориентироваться в пространстве.
— Зачем? — спросило за меня мое чувство самосохранения.
— Я так и думал, — уронил на меня холодное презрение Пеппино. — Из Москвы, да? Сразу видно.
Он был необычайно расслаблен. Мой бы ребенок уже тридцать пять раз взорвался возмущениями и комментариями, а Пеппино. Ему вроде как было все равно, а с другой стороны, он чувствовал явное превосходство надо мной, что ему очень нравилось. Он еще меня постоянно слегка поддевал.
Соскальзывая гладкой подошвой кед с одной ступеньки на другую, Пеппино потек вниз. Луиза склонилась набок, ковыряя свои царапки. Одна корочка наконец поддалась ее грязным ноготкам. Луиза выпрямилась, с любопытством изучая добычу. Из открытой ранки по лодыжке побежала резвая кровяная слеза.
Я еще успела подумать, что соваться с окровавленной коленкой в подвал, где живет вампир, — глупо. В ту же секунду из призывной темноты на меня пахнуло тяжелым воздухом. Грудь сдавило предчувствие беды. Ту-дум, ту-дум — застучало в висках. Зев подвала запульсировал. Или это у меня с глазами стало что-то происходить?
Луиза стояла рядом совершенно равнодушная к моим страхам и даже к тому, что по ноге у нее текла кровь.
— Иди! — позвал Пеппино.
Его не было видно. Он весь скрылся там, в страшном подвале. Стены глухо отражали голос, делая его неузнаваемым.
В конце концов! Я серьезный взрослый человек, пишу книжки про страхи и боюсь эти самые страхи! Кому скажешь, смеяться будут. У меня столько взрослых писателей в друзьях. Борис, например, или Эдуард, или Ирочка — все, все они будут смеяться… А не рассказать я им не смогу. Как это — не рассказать? Рассказать надо будет обязательно!
— А ты не пойдешь? — спросила я Луизу.
— Что там делать? — поморщилась она. — Скучно. А ты иди. Там прикольно.
И мне ничего не оставалось, как начать спускаться.
Ступеньки были узкие, стертые миллионами прошедших здесь ног. Из подвала тянуло влагой и гнилью. Сразу за порогом пропадал всякий свет. Но здесь уже стоял Пеппино со свечой и изучал порванные кеды на своих ногах.
— Он — там, — качнул свечой провожатый, показывая в темноту.
— А здесь?
— Лаборатория.
Пеппино повел рукой. Дрожащий огонек выхватывал то стол, то кресло, то стеллаж с прозрачными дверцами, за которыми стояло…
— Тут.
Пеппино пошел дальше, прочь от светлого прямоугольника входа, загородив собой свечу. Идти за ним приходилось наугад. Я все боялась наступить на кого-нибудь. На что-нибудь… Ждала, что услышу писк мышей…
— Эй! — позвал Пеппино.
Я вздрогнула от крика, от того, что наткнулась на провожатого в темноте, от того, что слишком ярко представила, что сейчас произойдет.
Свеча осветила небольшую комнату. В углу еле виднелось что-то, похожее на солому вперемежку с тряпьем. Подстилка шевелилась, будто сотня мышей разом решила вылезти на свободу.
Это были не мыши. Сначала показалась тощая серая рука. Она тяжело оперлась об пол, захрустела соломой.
Я еще пыталась крепиться, уверяя себя, что это шутка, что никакие дети меня ни к какому вампиру привести не могли. Что при слабом свете свечи я ничего такого не разглядела бы. Что ребятишки просто посмеялись надо мной — наслышана я была о веселых кубинских детях, шебутных, любящих розыгрыши.