Остров метелей
Шрифт:
— Как же ты думаешь, Тагъю, — спросил я, — что помогло Кейвуткак — лекарства врача, продукты или шаман?
Тагъю было известно мое мнение о шаманстве, поэтому он ответил уклончиво, стараясь не обидеть меня.
— Когда Кейвуткак принимала ваши лекарства и ела присланные продукты, улучшения заметно не было, а вскоре после того, как пришел Аналько, она стала ползать, а потом и ходить. Но, может быть, к тому времени болезнь от нее уже ушла?
Шаманы берутся и за более сложные дела: «предупреждают» заболевания ребенка, находящегося еще в утробе матери.
У Нноко подряд умерло несколько младенцев. Отец был в отчаянье: видимо, домовой покровитель заленился и плохо исполняет свои обязанности, решил он, сжег покровителя на костре, взял палку, нож, вырезал нового покровителя и… пригласил того же Аналько.
Шаман взял таз, положил
Другие шаманы широко применяют способ «высасывания» болезни, к которому, кстати сказать, прибегают и эскимоски-матери, высасывая ушибы своих детей или дуя на ушибленное место. Шаман же после музыкального вступления (обязательной игры на бубне и пения) прикладывает губы к больному месту, некоторое время сосет его, а потом выплевывает на бубен какой-нибудь предмет: кусок кожи, мяса, насекомое, косточку, камешек или что-нибудь в этом роде — и предъявляет эту вещь окружающим. После этого он проглатывает этот «возбудитель болезни» или выбрасывает его.
Иногда злой дух, испугавшись других духов, покровительствующих шаману, предпочитает убраться, не оставляя никаких следов своего присутствия. Тогда шаман ограничивается игрой на бубне и высасыванием, как в случае «исцеления» Етуи.
«Медицинская помощь», которую оказывал Аналько, обычно сочеталась с курсом лечения у врача фактории. В ряде случаев эскимосы доверялись нашему врачу и не обращались к шаману, но от лечения домашним способом все-таки не отказывались. Так, например, Кивъяна, лечившийся у доктора Савенко, одновременно с этим несколько месяцев носил на кухлянке в качестве «наюг'иста» небольшой нож, вырезанный из моржового бивня, твердо веря в его целебную силу. Разумеется, я пользовался каждой возможностью, чтобы разоблачить действия шаманов, собирал эскимосов, разъяснял им проделки Аналько. Однажды, когда я узнал, что Аналько шаманит, я подошел к яранге и стукнул по стене палкой, потом еще раз, Эскимосы были убеждены, что это дух дает знать о своем присутствии. Когда же я вошел в ярангу и с помощью Павлова разъяснил им, что этим «духом» был их «умилык», они поразились. Аналько был разоблачен. Потом я созвал общее собрание, на котором Аналько покаялся и дал обещание прекратить свои фокусы.
Сколько бы ни прибегали эскимосы к помощи шаманов, к своим домашним «покровителям», какие бы ни приносили жертвы духам, они настолько привыкли к неблагополучному исходу заболеваний, что даже слово «ак'нилг'и»'— больной — употребляется ими гораздо реже, чем слово «ук'ую-гак'», означающее «желающий умереть».
Переход в небытие воспринимается ими спокойно. Они считают, что, умирая, человек уходит либо в страну ночи — под землю, к черту, либо в страну дня — на небо, к богу. Ужасы христианского ада им так же мало понятны, как и идиллические картины рая. По их представлениям, человек просто переселяется в новую область, где продолжает так же трудиться, как и на земле; уход человека из жизни они рассматривают, как переезд на байдарке из одной бух ты в другую. Вся разница между адом и раем заключается в том, что в раю светло и чисто, а в аду — темно, мокро и грязно. На вопрос о том, каковы же, по их мнению, порядки в этих загробных жилищах, эскимосы лаконично отвечают: «Ся» (Не знаю).
ак'умак' — месяц сидящего солнца — декабрь.
Одинаково чужды им представления о карах и наградах за плохо или хорошо прожитую на земле жизнь. Был умерший грешником или праведником — не играет никакой роли. Только характер смерти решает вопрос о том, куда он получит путевку — на небо или под землю. Все умершие естественной смертью — от болезни или старости — Идут к черту, под землю. Умерший от ножа, копья, ремня, в пути— независимо от того, сам ли он лишил себя жизни или помогли ему в этом друг, недруг, рассвирепевший медведь, — идут на небо, где и проживают в обществе бога.
На этом основании эскимосы облегчают загробный путь и той и другой категории умерших. Для идущих под землю они роют могилы, устремляющихся на небо оставляют на поверхности земли.
Исключением из этого правила были похороны Иерока. Он умер естественной смертью, так что его следовало бы зарыть в землю, но друзья решили оставить тело Иерока На поверхности, «чтобы он мог добраться по льду до своей родной земли», то есть до материка.
Как я уже говорил выше, считаются эскимосы главным образом с чертом — «туг'ныг'ак'ом». Что же касается бога — «кияг'нык'а», то он представляется им хотя и хозяином мира, но простоватым, бесхитростным малым, подверженным всем человеческим слабостям. Кроме того, и живет он далеко от людей, на небе, стало быть, и забот с ним куда меньше, чем с чертом, который находится тут же рядом, под землей. Вероятно, в силу этой отдаленности «кияг'нык'» не представляется эскимосам всевидящим и всезнающим. Так, когда эскимос убивает медведя, он обычно оповещает об этом, «кияг'нык'а» громкими возгласами.
— А то он не увидит, а потом скажет, что я украл медведя, — приговаривают при этом охотники.
Глава XVI
Охота и снаряжение эскимосов. — Их астрономические понятия. — Единственное запретное животное. — Пища эскимосов и кулинарные приемы. — Черты быта. — Правосудие
До появления на Севере европейцев эскимосы занимались исключительно мясной охотой — охотой на морского зверя, оленя, птиц, и она удовлетворяла все их потребности. Скажем, кит в изобилии обеспечивал пищей целое поселение. Если не было китов, охотились на моржа и тюленя. Ворвань употреблялась для отопления жилища и приготовления пищи, шкурами моржа обтягивали байдары, ими же покрывали жилище, шкуры тюленя шли на изгототовление обуви и одежды, из кишок моржа и тюленя шили дождевики. Зимние одежды шились из шкур дикого северного оленя, водившегося в те времена на Чукотке.
Вооруженный луком, гарпуном и копьем с костяными, наконечниками эскимос на утлой кожаной байдарке выходил в неприветливое море охотиться на морского зверя. Из того же лука он убивал и северного оленя. Летом с помощью специального остроумного и простого снаряда он в изобилии промышлял дичь.
Случались и годы неудач, когда из-за плохого промысла начинался голод, хотя голодовки эти и не были так часты и не носили столь жестокого характера, как в первой четверти XX века. Казалось бы, увеличение числа вельботов, их совершенствование и появление более современного оружия должны были бы дать положительные результаты, однако именно появление более совершенного снаряжения сказалось на промысле отрицательно [47] . Дело в том, что с приходом «цивилизаторов» эскимосы познакомились со многими предметами, которых они раньше не знали и без которых прекрасно обходились. Эскимосы скоро поняли вкус муки, пристрастились не только к чаю и сахару, но и к табаку и спирту, не говоря уже обо всем прочем. И, променяв, лук и копье, которые вскоре были забыты совершенно, на огнестрельное оружие, они начали усиленную охоту уже не только ради удовлетворения своих потребностей, прежде скромных, но и для приобретения товаров, которые все более и более привлекали их внимание. А это означало переход от чисто мясной охоты к промысловой и, следовательно, более интенсивное истребление зверя.
47
Здесь автор, вероятно, не совсем прав. Дело в том, что начиная с первой четверти XIX века в воды Берингова и Чукотского морей хлынули десятки, а затем и сотни китобойных, главным образом американских, шхун. Они хищнически истребляли и китов и моржей. При этом зачастую брали только китовый ус или моржовые клыки, которые высоко ценились на международном рынке; Снабжая огнестрельный оружием эскимосов и чукчей, они требовали в уплату за него тот же китовый ус, те же моржовые клыки. С открытием золота на Аляске китобои и многочисленные контрабандные шхуны начали скупать у эскимосов и чукчей также тюленьи и оленьи шкуры и изделия из них. Царское правительство так и не сумело организовать действенной охраны русских берегов Берингова пролива, несмотря на неоднократные' жалобы эскимосов и чукчей на истребление морских животных американскими браконьерами около берегов Чукотки, на насилия, и притеснения, чинимые ими туземному населению. Многолетнее хищническое истребление морских животных пагубно сказалось на запасах зверя я благосостоянии коренных обитателей побережья Чукотского полуострова.