Остров мужества
Шрифт:
Ползком, с трудом протирая рукавицей смерзающиеся ресницы, они добрались до порога. Дверь распахнулась от первого стука, Ванюшка и Фёдор караулили — беспокоились: долго ли до беды в лихую погоду?
— Досок чего не принесли? С чего лыжи делать будем? — огорчился Ванюшка, когда отец и Степан вошли в избу.
— Никуда доски не денутся, потому мы ошкуя договорили: до весны обещал караулить, — объяснил неугомонный Степан.
— Избу выстудили, золой намусорили, нечего было ходить, — разворчался Фёдор, не слушая Степана. Тот что хочешь наплетёт. Но тут же примолк, дышать перестал, услыхав, что Алексей рассказывать начал. Однако дослушал
— А я что тебе толковал, глупая голова? — сказал сердито. — К ночи вчера ошкуя кто поминал? Ты? Вот он по твою душу и пришёл.
— Чего же он до моей души не добрался? — усмехнулся Степан. — Вместо того и сам на наши рогатины напоролся. Шкуры, и правда, вот уж жалко: изба-то выстудилась — самое время накрыться бы.
Фёдор только рукой махнул, отвернулся. Но тут случилось удивительное, что только в этих местах бывает: рёв бури оборвался, словно его и не было. Ветер улетел в другие места и утащил за собой тучи, покрывавшие небо. Полная луна засияла так ярко, что звёзды около неё потускнели, а снег засветился синими огоньками.
— Теперь шкура наша и мясо наше, — сказал кормщик и выглянул в окно. Другой команды не требовалось. Луна спокойно светила, пока они работу кончили: шкуру и мясо уберегли.
— Ещё малое время пройдёт, шкуру до пути доведём, под меховым одеялом выспимся, — сказал Степан уже в избе. Но ему никто не ответил: все слишком устали.
Сегодня дольше всех лежал без сна Ванюшка. Ему виделось: отец и Степан у стены стоят. Темно. А мимо них ошкуй идёт, головой качает. И никто не знает, что эта голова думает. Может быть, он мимо пройдёт. А может быть… кинется. А у них рогатины нацелены. А он идёт и головой качает, качает… Вот бы из кости вырезать!
Глава 9
НОЧНАЯ ОХОТА
Первое время, как солнце скрылось на всю зиму, к полудню небо немного светлело, краснело. Звёзды около того места, где быть солнцу, плохо виднелись. Потом и того не стало, кормщик только по звёздам примечал, когда кончается день и настаёт такая же тёмная ночь. Примечал и не забывал поставить новую зарубку на своей палке-численнике. Учил тому и молодых, Ванюшке эта наука очень нравилась, то и дело в ясную погоду норовил в двери выглянуть: на много ли Лось [14] на небе повернулся, который час показал.
14
По-поморски Большая Медведица.
Фёдор сердился: избу, мол, зря выстуживает. Но Алексей понимал, до чего живому ребёнку тяжко около дымного жирника днями сидеть, в сырости да в копоти, и потому Ванюшке не перечил.
Дни коротали за работой. Шкур оленьих было вдоволь: Степан с луком на охоте так приладился — даже о любимой пищали жалеть перестал. Но портняжье, а особенно сапожное, ремесло подвигалось медленно. Кормщик радовался, что хоть без дела, как другие зимовщики, не сидят. Потому без работы сон морит, а за ним крадётся и цинга.
— А почему, тять, они сапоги не шьют, и малицы, как мы? — спросил Ванюшка.
— В других местах олешков столько для них не разведено, — вмешался Степан. — И сшили бы, да не с чего. Шкура какая найдётся и ту сварят да съедят. Много народу, так с голоду мрут. А то и олешки есть, да толку нет, как лук изготовить. Так и пропадают
— А песцы? — опять спросил Ванюшка.
— И песцов с умом ловить надо. Вот мы с тобой сейчас пасти глядеть пойдём. А на пасти тоже сноровка требуется. Собирайся, месяц давно по небу ходит, тебя дожидается.
Ванюшка, как услышал — с нар катышом. Отца уж не спрашивает, знает, что ему со Степаном всюду ходить дозволено. Одно обидно: Степан пищаль с последним зарядом со стены снимает. Небось, с отцом или с Фёдором рогатины берут, ошкуя вдвоём не боятся. А он чем хуже? Он бы тоже… рогатиной… Но сам только ещё подумал, а уж по спине знакомый холодок пробежал. Нет, пищаль-то у Степана хороша. Пускай с пищалью, смелее…
Ночь выпала тихая. Степан с Ванюшкой шли весело — рады, что из душной избы выбрались на простор. И как хорошо! Месяц по небу, как дозорный, ходит полные сутки. Снег под лыжами повизгивает, тоненько так, мороз крепкий, аж дух захватывает. Степан впереди, лыжню прокладывает. Лыжи новые, узкие, салом смазаны, сами по снегу бегут. А всё же за Степаном поспеть не легко, ветер его, что ли, сзади подгоняет? Тихо, только лыжи разговаривают. Вот недалеко песец пробежал, оглянулся, сразу в сторону подался.
Чего это они зимой сторожкие, а осенью сами в избу лезли? И правда, шкуру зимнюю берегут?
Песец остановился. Ванюшке хорошо тень его голубая на снегу видна. Сам белый и снег белый, по тени его следить легче. Ванюшка засмотрелся на песца, не заметил, как наехал на камень, торчащий из-под снега, споткнулся и — бух! — руки по плечи в снег ушли, хорошо, что рукавицы к рукавам пришиты, не то ищи их там. Песец, видно, испугался, сразу исчез. Пока Ванюшка барахтался в снегу да вставал на лыжи — Степан так далеко укатил, что его в белом песцовом совике тоже не видно. В снежной пустыне Ванюшка остался один. Он понял это и обомлел, даже голоса не стало крикнуть, позвать. Оглянулся, точно в первый раз увидел: снег белый, на нём тени от скал синие, а небо тёмное-тёмное, всё в звёздах. Над ним луна. И никого. Он один! «Песец-то убежал!» — подумал Ванюшка, и от этого такой страх охватил, будто в песце было всё дело. Наконец, он взглянул вниз — Степанова лыжня лежит чёткая, как нарисованная. Но её уже заполняют крупные кристаллы изморози. Ещё немного — и не станет видно. Да где же Степан-то?
Ванюшка глубоко вздохнул, не то всхлипнул и вдруг кинулся бежать по Степановой лыжне, сколько было духа.
Лыжня спускалась под горку — и он по ней. Под горкой круто свернула в сторону, и он… попал прямо Степану в объятия. Тот стоял притаившись за скалой, смеялся…
— Ну и молодец! Ну и промысленник! — приговаривал Степан. — На песца загляделся и на камень наехал. А если бы лыжи треснули, да ты бы один был? Тогда что?
Но Ванюшка только прижимался к Степану и старался тоже смеяться погромче, чтобы тот не заметил, что он потихоньку всхлипывает.
А Степан всё заметил, но виду не подал, так всё смехом и кончилось. Ему ли, промысленнику, не знать, что чувствует и взрослый, оставшись один в снежной пустыне?
Шли и по пути охотничью науку повторяли. Степан — учитель строгий: раз скажет, ещё повторит, а после берегись, если спутаешь.
— Гляди на заструги. Куда смотрят? Один только бок у них крутой? Почему? — спрашивал он.
— С которой стороны ветер больше, тот бок не такой крутой, отлогий, — отвечает Ванюшка и даже краснеет от усердия и удовольствия.