Остров на краю света
Шрифт:
— Матиа Геноле. — Он ухмыльнулся, видя мое удивление, и стариковские голубые глаза сверкнули. — Я так и подумал, что это тебя ошарашит, — сказал он, доставая сигарету и закуривая. — Готов поспорить, на острове мало кто поверил бы, что Геноле и Бастонне будут сотрудничать еще при моей жизни. Но бизнес есть бизнес. Если мы будем работать вместе — две лодки, пять человек, — мы хорошенько заработаем на кефали, устрицах и омарах. Сколотим состояние. Работая порознь, мы только ветер друг у друга воруем, да еще уссинцам даем над чем посмеяться.
Аристид затянулся сигаретой и откинулся назад, поудобнее устраивая деревянную ногу.
— Удивил
Удивил — не то слово. Забыть многолетнюю вражду меж семьями, полностью изменить способ ведения дел — полгода назад я бы не поверила, что это вообще возможно.
И это как ничто другое убедило меня, что Бастонне ничего общего не имеют с гибелью «Элеоноры». Туанетта на это намекала; Флинн подкрепил мои подозрения, хотя я ни на миг не верила, что Жан Большой мог иметь к этому делу хоть какое-то касательство, — и с тех самых пор меня терзали сомнения. Но теперь я наконец могла успокоиться. Так я и сделала, с удовольствием и глубоким облегчением. Что бы ни было причиной гибели «Элеоноры» — Аристид тут ни при чем. Я почувствовала внезапную симпатию к неласковому старику и дружески хлопнула его по плечу.
— Вы заработали рюмку колдуновки. Я угощаю.
Аристид погасил сигарету в пепельнице.
— Не откажусь.
Рождественский визит сестры вызвал некоторое оживление. Не в последнюю очередь из-за мальчиков, которые собрали свою дань восхищения от мыса Грино до «Иммортелей», но еще и потому, что он давал надежду тем, кто, подобно Дезире и Капуцине, ждал весточки от давно исчезнувших родных. Когда вернулась я, это вызвало лишь подозрения, но ее возвращение — именно в этот момент, с мальчиками и надеждами на будущее — было единодушно одобрено. Даже ее брак с уссинцем получил одобрение; Марэн Бриман был богат — во всяком случае, его дядя был богат, и при отсутствии прочих близких родственников все должно было достаться Марэну. Согласно общему мнению, Адриенна очень хорошо устроилась.
— И тебе не мешало бы последовать ее примеру, — наставляла меня Капуцина, сидя над пирожными в своем вагончике. — Тебе давно пора обзавестись хозяйством. Вот что продлевает жизнь острову — брак и дети, а не какая-то там рыбная ловля и ремесло.
Я пожала плечами. Хотя Адриенна не давала о себе знать после нашего разговора на сходнях «Бримана-1», мне было не по себе, я все время пыталась понять свои и ее истинные мотивы. Неужели я использую отца как предлог, чтобы спрятаться от всего света? Неужели Адриенна выбрала лучший путь?
— Ты хорошая девочка, — сказала Капуцина, удобно откидываясь в кресле. — Ты уже очень помогла отцу. И Ле Салану. Теперь пора и о себе подумать.
Она выпрямилась и критически оглядела меня.
— Ты хорошенькая, Мадо. Я видела, как на тебя смотрит Гилен Геноле и еще кое-кто...
Я попыталась остановить ее, но она лишь добродушно-раздраженно замахала на меня руками.
— Ты уже не рявкаешь на людей, как раньше, — продолжала она. — И не ходишь выставив подбородок, словно только и ищешь, с кем бы подраться. И люди больше не зовут тебя Квочкой.
Правда — это даже я заметила.
— И ты опять начала рисовать. Верно?
Я взглянула на полумесяцы охры под ногтями, непонятно почему чувствуя себя виноватой. Есть о чем говорить — несколько этюдов, обрывков да незаконченный холст побольше размером у меня в комнате. Флинн оказался неожиданно благодарным сюжетом для картин. Оказалось, что его лицо я помню лучше любого
Капуцина улыбнулась.
— Ну что ж, тебе это на пользу, — объявила она— Подумай немножко о себе для разнообразия. Хватит тащить весь мир на плечах. Приливы и отливы приходят и без твоего участия.
14
В феврале уже любой мог заметить перемены на Ла Гулю. Изменившиеся течения с Ла Жете продолжали приносить оттуда песок — малозаметный процесс, который интересовал только детей и меня. Мусор и галька, что натаскал Флинн, уже были по большей части покрыты песком; песчаный овес и заячьи хвостики отлично берегли этот песок, не давая ветру унести его, а воде — смыть. Как-то утром, придя на Ла Гулю, я обнаружила там Лоло и Дамьена Геноле, которые героически пытались построить песчаный замок. Дело непростое; слой песка был слишком тонок, а под ним ничего, кроме грязи, но при небольшой смекалке с этим можно было справиться. Дети построили что-то вроде плотины из плавника и выгребали оттуда накопившийся песок, пропихивая его по выкопанной в грязи канавке.
Лоло ухмыльнулся мне.
— У нас будет нормальный пляж, — сказал он. — На нем будет песок с дюн и все такое. Рыжий сказал.
Я улыбнулась.
— А вы будете рады? Пляжу?
Дети закивали.
— Нам негде играть, кроме как здесь, — сказал Лоло. — Даже на `etier нам теперь нельзя — там эта новая штука для омаров.
Дамьен пнул камень.
— Это не мой папа придумал. А эти Бастонне. — Он с вызовом глянул на меня из-под темных ресниц. — Может, папа и забыл, что они сделали с нашей семьей, а я нет.
Лоло скорчил рожу.
— Тебе на это плевать, — сказал он. — Тебе просто завидно, что Ксавье гуляет с Мерседес.
— Не ври!
Конечно, никто ничего открыто не объявлял. Мерседес все так же проводила большую часть времени в Ла Уссиньере, где, как она говорила, кипит жизнь. Но Ксавье видели с ней в кино и в «Черной кошке», а Аристид заметно повеселел и много говорил о капиталовложениях и о том, что надо строить будущее.
Суровые Геноле тоже были настроены необыкновенно оптимистично. В конце месяца долгожданная «Элео-нора-2» наконец была достроена и готова к выдаче владельцам. Ален, Матиа и Гилен отправились в Порник на пароме забирать лодку, собираясь оттуда идти на ней прямо в Ле Салан. Я поехала с ними за компанию и чтобы забрать сундук с вещами — в основном одеждой и художественными принадлежностями, — высланный мне из Парижа квартирной хозяйкой. Я убедила сама себя, что хочу поглядеть на новую лодку; на самом деле Ле Салан начал действовать мне на нервы. После отъезда Адриенны Жан Большой вернулся в свое прежнее пассивное состояние; погода стояла пасмурная; даже прирост песка на Ла Гулю потерял прелесть новизны. Я нуждалась в перемене обстановки.
Ален выбрал шлюпочную мастерскую в Порнике как ближайшую к Колдуну. Тамошний хозяин был слегка знаком Алену — он приходился дальним родственником Жожо Чайке, хотя вендетта меж уссинцами и саланца-ми не распространялась на него как на жителя материка Его заведение было у моря, возле бухточки, и, когда мы вошли, меня поразил незабываемый, навевающий ностальгию запах действующей шлюпочной мастерской: запах краски, опилок, вонь горелой пластмассы, сварки и клинкерной обшивки, мокнущей в растворе химикатов.