Остров Надежды (1 - 3), полные версии
Шрифт:
Мне шестьдесят лет, тридцать из них я прожил на девственной планете, чем-то похожей на Землю, рядом со мной была любимая женщина, так что мне действительно грех жаловаться на судьбу.
К тому же мы оставили тут заметный след, который, я надеюсь, не сгинет вместе с нами, а переживет века…
Я не стану тратить отпущенное мне время на изложение пройденного… В конечном итоге вся наша жизнь, начиная с катастрофы разведывательного корабля на соседней планете этой системы и практически до последних дней, описана Ольгой в бортовом журнале аварийного модуля. Там все ее мысли, собранные нами научные
В данный момент меня волнует вовсе не халатность Уго Ургейма, приведшая к катастрофе, и не наши с Ольгой переживания. Все это уже осталось в прошлом. Сейчас меня заботят те, кто остается тут, как живой и нетленный памятник нашего присутствия на планете.
Речь пойдет о котах.
Первые годы, сразу после посадки, мы не помышляли ни о чем подобном. Наш командир был тяжело ранен во время катастрофы, он протянул всего несколько дней после падения спасательного модуля в эту котловину.
Мы с Ольгой боролись за выживание. Строили этот дом, исследовали биосферу планеты, путем мучительных опытов, проб и ошибок составляли рацион питания, очищали воду, добывали энергию.
Потом, после нескольких предельно напряженных дет, жизнь постепенно вошла в накатанную колею, мы выжили и обустроились, появилось свободное время, интересы, развлечения, надежды и мечты…
Единственное, чего мы себе не могли позволить, — это иметь детей. Мы много и иногда достаточно остро обсуждали между собой этот вопрос, пока не пришли к единому мнению, что не имеем права произвести потомство, обреченное на медленное вымирание и деградацию. Дело в том, что большая часть аппаратуры и запасов модуля была утрачена или повреждена при жесткой посадке. Единственный аппарат эмбрионального клонирования и связанный с ним лабораторный комплекс никак не мог поддержать популяцию людей на уровне, который бы позволил избежать губительных браков между нашими прямыми потомками. Приток свежих генов был, по нашим расчетам, так ограничен, что в третьем поколении неизбежно началось бы стремительное вырождение генофонда и, как следствие, — полная деградация и неизбежная гибель всей популяции…
Ни один нормальный человек не пожелает подобной судьбы своим детям.
И все же нам было крайне тоскливо в окружении чуждой природы, застывшей на уровне господства земноводных ящеров. Я уже не помню, когда в голову Ольге пришла мысль о том, чтобы, в соответствии с нашими возможностями, разморозить часть пригодных для использования эмбрионов из обязательного запаса, которым был укомплектован модуль, и вырастить домашних животных.
Мы остановили свой выбор на котах. Оля часто говорила, что мечтает иметь маленького, пушистого котенка, и в конце концов мы решились.
Первый опыт оказался удачен. Мы вырастили несколько пар, получив от них здоровое потомство и свежий материал для эмбрионального клонирования. Наши маленькие питомцы быстро освоились и вскоре уже свободно разгуливали не только по дому, но и по окрестностям. Некоторые из них одичали, и с этого, собственно говоря, и начались неприятности.
На наших питомцев была открыта форменная охота со стороны населяющих котловину рептилий. Едва ли не каждый день мы с Ольгой находили в окрестностях дома клочья шерсти и останки незадачливых
Нам ничего не оставалось, как держать их взаперти дома или в специальных клетках во дворе, но это уже не могло решить проблему в принципе. Кошки регулярно приносили потомство, некоторые ухитрились сбежать из заключения, — в общем, процесс их воспроизводства вышел из-под нашего контроля. По ночам окрестности оглашали демонические вопли рептилий, которые, казалось, сползаются сюда со всей котловины. Моя жена плакала, я был в растерянности, и в нас обоих копилась ненависть к обнаглевшим земноводным тварям.
Хуже всего, что наш запас патронов к имевшемуся стрелковому оружию стремительно таял, и очень скоро мы должны были встать перед дилеммой — либо ящеры раз и навсегда оставят в покое наше жилище, либо мы будем вынуждены отбиваться от них камнями и палками…
Именно тогда мне пришла в голову мысль попытаться изменить программы клонирования так, чтобы наши питомцы смогли не только постоять за себя, но и защитить нас.
Несколько месяцев мы с Ольгой не вылезали из развернутой дома биолаборатории, пока спустя полгода отчаянного труда из инкубатора не вышел первый Котенок — пишу это слово с большой буквы. Он имел коричневато-рыжий окрас и был размером с хорошую сторожевую овчарку.
Так начала свою жизнь популяция этих удивительных, ласковых, преданных и в то же время сильных и независимых животных, навсегда избавивших нас от проблем противостояния с окружающей природой. Они очень быстро расселились по котловине, решительно изменив ее природный баланс в свою пользу, и мы некоторое время серьезно опасались, что эти изменения станут необратимыми, ящеры исчезнут, и наши питомцы попросту перемрут от голода, но, к счастью, этого не случилось. Постепенно коты заполнили часть высвободившейся экологической ниши, равновесие восстановилось, и все вернулось на круги своя, как только численность их популяции застыла на отметке тридцати-сорока особей.
Последующие за этим годы можно назвать, наверное, самым счастливым периодом в нашей жизни.
Коты перебрались жить в лес, но несколько особей по какому-то их взаимному согласию постоянно находились у нас дома, периодически сменяя друг друга. Остальные тоже не распались на пары или мелкие группы, а по непонятной нам причине обосновались в одном месте, километрах в двадцати от нашего холма, почти у самого края болот. Конечно, случилось это не сразу, прошло около десяти лет, пока установился описанный мною порядок вещей.
Сейчас, когда я пишу эти строки, в лесах сменилось уже два поколения котов. С течением времени мы стали замечать достаточно странные и удивительные явления. Не знаю, что больше сыграло свою роль, — изменение программы клонирования, породившее случайную мутацию, или же пропорциональное увеличение объема головного мозга этих и без того сообразительных домашних животных, но в последние годы они демонстрируют нам явные признаки пробуждающегося разума…»
«12 января 2243 года.
Теперь я уже не сомневаюсь — они принимают меня за бога. Со дня смерти Ольги прошло полгода, и за это время ни один из них не пересек границу нашего дворика. Словно на человеческое жилье наложено табу.