Остров Надежды
Шрифт:
— Капитан третьего ранга.
— Запаса, — уточнил Максимов. — Берем, стало быть, вас из запаса. Зарплата, надбавки, все, что положено. Если хотите, может по доверенности получать ваша семья. Если обойдутся — по возвращении. Формальности утрясем без вас.
— Спасибо. Не знаю, как мне одеться.
— Одеться? Белугин не позаботился? Обмундирование получите. Свою одежду придется оставить здесь. Вы бреетесь безопасной? Нужно привыкать электрической. — Максимов дружески попрощался. — Письма подготовьте. Я захвачу, как и обещал… Мне очень хотелось бы, чтобы вы отдохнули душой. Что-то у вас по-прежнему грустные глаза?..
Дмитрий Ильич догадался, что вопрос задан не из любопытства, и потому постарался ответить, почему понравился ему начальник политотдела, что привлекало в нем.
Возможно, адмирал сталкивался с разными мнениями и ему хотелось еще раз проверить, уточнить. Голояда прочили на повышение. К тому же Максимов перед заходом сюда побывал в политотделе и, судя по некоторым намекам адмирала, информирован о разговоре с Голоядом.
После ухода Максимова стало грустно и пусто.
Администратор теперь обратил внимание на Дмитрия Ильича, допил остаток водки, похрустел леденцами. Он обнаружил поразительную осведомленность о многих делах, хотя и пробыл здесь «всего ничего».
— Какие могут быть секреты! — воскликнул он. — Здесь все на виду! Слыхали уже и про вас. Зря вы лезете в эту посудину. Кому-то по приказу, по присяге, а вам-то чего искушать злодейку-судьбу? — И он рассказал несколько случаев, возможно и придуманных молвой, отчего у робкого человека зацарапали бы кошки на душе.
8
Татьяна Федоровна оказалась верна своему слову. «Молодушка» грубовато вызвала к телефону и, усевшись возле него, не отошла, пока разговор не был окончен. Как ни отнекивался Дмитрий Ильич, пришлось согласиться, и не только потому, что у Лезгинцевых будут сегодня «интересные люди». В конце концов деваться некуда. Тратить вечер с Белугиным и вовсе ни к чему.
До назначенного часа оставалось немного времени. Следовало бы отутюжить брюки, да и пиджак нуждался в освежении. Белая рубашка, старательно выглаженная женой, измялась. Вернувшись из гладильни вспотевший, Дмитрий Ильич застал у себя Белугина, которому уже все было известно.
— Банкет затеян ради Ваганова, как я и предугадывал. Приглашены только именитые. Возможно, будет сделано исключение для штурмана Стучко-Стучковского. Ни Волошина, ни Гневушева, ни Куприянова не будет. Паратов и адмиралы.
Белугин был явно расстроен, и раздражение против Лезгинцевых выразилось в ядовитом наборе колких замечаний, где в первую очередь доставалось «дамочке».
— Пойдемте запросто, — предложил Дмитрий Ильич, — вы же друзья.
— Святой вы человек. Званые ужины есть званые ужины. Я не какой-то там… м а р ц и п а н. Вот когда там драка начнется, Белугины — как пожарная команда или народная дружина. Кстати, к чему вы расфуфыриваетесь? Могу вторично подтвердить, на заглавную роль приглашен Ваганов, а вы все — статисты, заполнение пустоты…
— На мой взгляд, просто чашка чаю, — пробовал возразить Дмитрий Ильич, — общение сослуживцев.
Белугин категорически восстал против такого упрощенчества.
— Не вздумайте прославлять в печати эту самую пресловутую чашку чаю. Закадычных отношений между адмиралами и офицерами не существует. Чтобы к командиру боевой части вот так, запросто, пожаловали адмиралы, извините, наивный вы человек. Командир соединения и то в редчайших случаях пригласит к себе подчиненного. Ему кажется, что если подчиненный с ним выпил рюмку водки, то он не имеет права вздернуть его на рею… — Белугин возмущался искренне. Выяснилось, что и сам он не сядет за стол с лейтенантами и не введет их в дом, если только не будет особой на то причины — дочки на выданье.
В заключение своего страстного монолога он попросил не отказать в глотке спиртного, чтобы навести глянец на натруженные голосовые связки.
— Не отнекивайтесь. Я слышал, как булькало в чемодане, когда вы разыскивали галстук.
— Нюх у вас действительно кавалергардский. — Ушаков вытащил плоскую стеклянную флягу, нарезал лимон, потребовал чайник. — Пойдемте к Лезгинцевым, товарищ Белугин, — вновь предложил Дмитрий Ильич.
— Во-первых, я давно хотел попросить вас иногда и меня называть по имени и отчеству. Меня величают Федор Федорович, легко запоминаемые координаты. — Белугин морщился от лимона, выуженного им из чайной чашки. — Во-вторых, понимаю без намеков: ваше время на исходе. Я провожу вас до аптеки и дальше ни-ни… Коробку шоколада советую спрятать. Юрий поймет по-своему. А дамочку не удивишь…
Они вышли на улицу и зашагали вдоль нее, придерживая друг друга на обледенелых тропках. Мороз не позволял разговаривать — Белугин по-прежнему опасался за свои ненадежные бронхи. Впереди не предвиделось ничего приятного, особенно после наговоров Федора Федоровича: его именно так старался называть теперь мысленно Ушаков, чтобы привыкнуть.
Белугин дальше аптеки не пошел. Распрощавшись, продолжал стоять на виду освещенного зеркального окна в унылой позе, с опущенными плечами и поднятым воротником. Дмитрию Ильичу жалко было этого человека. Впереди у него «ничего не маячило», как он сам выражался. Это не Куприянов и не Голояд. Те двигались, поднимались, этот постепенно спускался. Досадно было, почему Лезгинцевы не пригласили его. В коварные расчеты Танечки не верилось. Вполне вероятно, что она хотела освежить общество и не соблаговолила позвонить к старому другу. С тайными угрызениями совести Ушаков поднялся на третий этаж, позвонил и, не дожидаясь, пока ему откроют дверь, снял шапку и причесался.
— Послушайте, Дмитрий Ильич, — воскликнула Танечка, — вы превратились в ледышку! Немедленно грейтесь. Чем? Не знаете? Хотите чистый спирт? Если не умеете неразбавленный, лучше водка.
— Безусловно, милейшая Татьяна Федоровна, последняя лучше действует на мужской организм, — подтвердил пожилой контр-адмирал, приветливо встретивший Ушакова.
— Пальто бросайте сюда! — приказывала Танечка. — Перестаньте мучить свои волосы. Вам еще рано следить за шевелюрой. С адмиралом знакомьтесь! Наш друг, Лев Михайлович Топорков, гидрограф…
— Ветеран. Окаменелость. Один из бивней мамонта. — Адмирал приятельски подвел гостя к буфету и выпил с ним по самой простецкой стопке «столичной», закусив подмороженной морошкой.
Адмирал оказался милейшим человеком, ныне редкой формации старых ленинградских интеллигентов, с неторопливой обстоятельной речью, лишенной современных вульгаризмов, с предупредительными манерами, приветливой улыбкой, с седыми, коротко подстриженными усиками.
Танечка на минуту забежала из кухни, выкурила сигарету, заочно побранила гостей за опоздание. Досталось и мужу.