Остров, одетый в джерси
Шрифт:
— Эх, — думал я, — хлеба бы еще бородинского. Да кто ж его даст?
Впрочем, и рис с горошком оказался вовсе не плох. Рис был теплым, а горошек — свежим.
Когда стюард раздал еду в первых рядах, последние уже поели, и он покатил назад — собирать пустые кюветы.
— Как вам бобы?
— Неплохо, сэр, неплохо. Но лучше было бы, знаете ли, добавить немного корички.
— Постараемся добавить.
— А можно, знаете, гвоздички положить.
— Попытаемся положить.
— А вообще, неплохо.
— Наша компания делает все для удобства своих клиентов, сэр.
Задние ряды взмахнули салфетками, прикладывая их к губам. Можно было подумать, что у всех у них одновременно заболели зубы.
Затем платки спрятались, и вместо них над креслами поднялись настоящие белые паруса. На парусах большими буквами было написано: «Сандей таймс», «Дейли телеграф», «Морнинг стар».
Мой сосед распахнул «Спорт». Я заглянул туда. С газетных полос на меня обрушились какие-то совсем неспортивные вопросы:
«Продаст ли „Арсенал“ Ширара?»
«Купит ли „Манчестер-Юнайтед“ МакМаннана?»
«Правда ли, что Беккер заработал миллиард?»
Не зная, как ответить на эти вопросы, я повернулся к иллюминатору.
Сквозь толстое стекло виднелось длинное, уходящее назад крыло. Оно махало как живое, под крылом висела турбина, похожая трубу. Но было не понятно, зачем живому крылу турбина.
Откуда-то со стороны носа налетали клочья серой ваты, и крыло их тут же разрезало пополам.
Далеко внизу лежала какая-то бесконечная площадь, покрытая свежим асфальтом. Не сразу я понял, что это блестит внизу Ла-Манш.
Тяжело лежал он не земле. С трудом шевелил свинцовыми волнами. Нет, никак не советовал бы я плыть по ним с мигающей лампочкой и дуть в свисток. За такое легкомыслие Ла-Манш мог запросто раздавить несчастного своими волнами.
Но вот мы пересекли какую-то невидимую границу. Вода внизу расколола асфальт, стала голубой. Вспыхнуло солнце, и я зажмурился.
Незамутненное облаками, оно сияло так, что его можно было увидеть, не открывая век.
Небо и море сделались действительно какими-то курортными.
Джентльмен рядом со мной сложил свой котелок в сумку и вдруг надел белую панаму с бахромой.
Перемена, произошедшая в его облике, была так невероятна, что сердце мое на секунду остановилось. В панаме джентльмен стал похож на ожившую бледную поганку чудовищных размеров.
Затем он спрятал газету в правый внутренний карман пиджака, а из левого он вынул книгу Джеральда Даррелла: «Сад богов».
2
Самолет завалился набок, заходя на посадку, и поплыл над Джерси.
И как я мог назвать этот остров пошлым пирогом?
Нет, нет! Он скорее был похож на палитру художника! И не какого-нибудь постного мазилы. Краски на этой палитре смешивала рука большого мастера. Типа Рембрандта. В сочетаниях цветов была сочность и одновременно правдивость.
Джерси можно было принять за коралловый атолл.
Он плыл в голубом иллюминаторе, как рыба в аквариуме.
Вдруг занавески у входа в салон раздвинулись как театральные кулисы. Из-за них выступил стюард с безумной панамой на голове. В руках его имелась некая книга, которую он читал.
На этот раз пауза его тянулась так долго, что по пути стала превращаться в вечное безмолвие.
Наконец стюард закрыл книгу и спрятал за свою бардовую пазуху.
— Мадам и месье, — неожиданно сказал он. — Наш самолет начинает снижение. Приведите спинки ваших кресел в вертикальное положение…
Кресла вокруг ожили и словно бы все разом сдвинулись к началу салона.
— Проверьте, убраны ли ваши столики?
Раздались редкие хлопки. Видимо, в основном столики были убраны.
— Осталось пристегнуться привязными ремнями…
Звук закрывающихся пряжек слился в один дружный щелчок.
— …и наш самолет заходит на посадку!
Теперь рыба в иллюминаторе раздулась до невероятных размеров. Она уже не влезала в один иллюминатор и понемногу, по кусочку, заполнила собою все остальные.
До этого самолет летел горизонтально. Но вдруг, не прекращая горизонтального движения, стал двигаться вертикально вниз. Крыло в иллюминаторе отчаянно махало, пытаясь найти в воздухе потерянную опору. От страха самолет выпустил шасси и тут же коснулся ими земли.
Леди и джентльмены передо мной мелко затряслись, вдруг нырнули вперед, будто бы пытаясь порвать свои привязные ремни, и наконец дружно откинулись на спинки.
Только теперь я увидел, что лысины исчезли из самолета и вместо них поднимается лес бледных панамок.
Я достал из кармана шерстяную спортивную шапочку-гребешок и надел на голову.
К нашему самолету опять подъехала желтая машина-трактор, зацепила его какой-то длинной железной палкой и потащила к аэропорту. Над зданием аэропорта стояла диспетчерская вышка, которая до странности походила на длинного человека все в той же панаме.
Рядом с нею на длинном шесте развевался гигантский желтый носок с малиновыми полосами.
— Что это за носок? — подумал я. — Для чего он тут?
В последний раз вздрогнула занавесочка-кулиса, пропуская стюарда. В последний раз он держал свою паузу, да так, как многие не могут держать и речь.
Нужно заметить, что под мышкой у него имелся свернутый матрас, на шее его болтались очки для плавания под водой.
— Мадам и месье! — (опять тот же зачин!) — Наш самолет произвел посадку в столице острова Джерси — Сент-Элье. Мы благодарим вас за то, что вы выбрали именно нашу авиакомпанию для своего путешествия. Надеемся, что в следующий раз, вы не измените своих принципов и снова выберете нашу авиакомпанию. Позвольте пожелать вам приятного отдыха. Аревуар!