Остров отложенной гибели
Шрифт:
Экс-коллектор протиснулся сквозь толпу, вышел вразвалочку, на видное место, подбоченился. Нашел меня взглядом и подмигнул.
— Мы с Сашуней-Удавом сейчас на топорах сойдемся, вот и будет вам кровь! Реальная, героическая, вся, что есть в человеке! Согласен, Сашуня?! Хотя… у тебя и выбора-то нет!
***
Сказать, что я испугался? Не буду, пожалуй. Месяц назад перспектива сойтись с таким бугаем привела бы в состояние шока, а сейчас лишь затикал сухой, разумный счетчик: у Паши топор и кинжал, против хопеша имеет явное преимущество. Паша выше, тяжелее,
— Чего застыл-то, Сашуня?! Защищайся!
— Без проблем, Пашуня! Только шнурки поглажу!
Помирать — так с музыкой. Амазонки уже расступились, образовали просторный круг, Лаэна губы поджала. За кого из нас двоих болеет, интересно? Как бы то ни было, а запретить поединок чести не может даже она. Щебенка под ногами скрипит, хопеш вдруг сделался тяжеленным, будто гирю подвесили, цвета и запахи обострились. Паша движется по часовой стрелке, рука с топором опущена, на губах все та же улыбочка. Будто шутит.
— Ты чего такой хмурый, Сашуня? Жизнь прекрасна, выше голову!
Может, реально решил приколоться? Он ведь не местный, он тоже не привык рубить людей топором! Проверяет «на вшивость», надеется, что сдам назад, опозорюсь…
Экс-коллектор вдруг сделал быстрый шаг, махнул наотмашь — ффффух! Прямо передо мной! Не шутит, однако! Отскочил я на неведомых рефлексах, рукоять тесака вдруг сделалась скользкой.
— Я ведь не тороплюсь, Сашуня, — подмигнул здоровяк. — Нам с тобой торопиться некуда, правда?
Снова движется по кругу, вкрадчиво, мягко. Мне надо так же. Будто на ринге — только удары здесь пропускать нельзя совсем. Нельзя разворачиваться к солнцу, а Паша того и добивается, кружит меня! Слишком скованно двигаюсь, слишком много дум в башке, слишком привык размышлять, когда надо действовать. У древних римлян солдата оценивали по реакции на испуг: если краснеет, то станет воином, а бледнеющих браковали сразу. Интересно, какое лицо у меня сейчас?
Фш-ш-ш-ух! Снова удар, по горизонтали, почти лениво. Я опять уклонился чудом, но закатное солнце теперь в глаза. Очень мешает. Долго так не набегаюсь, надо что-то менять: разозлить эту тушу, отвлечь хотя бы!
— А где твой Леша, если не секрет? Вы же вместе держались!
— Без понятия, Сашуня. Говорил он много, совсем как ты, а толку-то?
— Тоже умным был? В каждой паре кто-то умный, это закономерно.
Фш-ш-ш-ух! От этого удара я просто отступил. Паша еще не зол, но улыбка погасла, глядит по сторонам — не смеются ли. Вот оно где, твое слабое место!? Ну, ладно!
— Кто-то умный и смелый, а кто-то вроде тебя, Пашуня. Кроме мускулов ничего тебе не досталось!
Аканта хихикнула — ее хрипоту ни с кем не спутаешь — следом охотно поддержали несколько девичьих голосков. Здоровяк вдруг пошел на меня, замахнулся по-молодецки — а я навстречу кинулся. Присел, пропуская удар, маханул по выставленной ноге. Попал!
— Епта! — удивился Паша, глянул на рассеченную штанину. — Ты чё творишь, олень?!
— Я не олень, я Удав. Я тебе
— Ну, ты покойник!
— Многие так говорили, но нет их теперь! — у меня поперло отчаянное красноречие, зато вся скованность пропала. — Многие пугали, многие силой пытались давить! Сила есть — ума не надо, Пашуня? В вашей парочке Леша старшим был? Вы с ним как нитка с иголкой, как бык с тореадором, как Дон Кихот с Санчо Пансой…
Последнее сравнение экс-коллектора почему-то задело — топор замелькал с удвоенной частотой, лицо покраснело, даже сопеть начал. Такого бы римляне точно приняли. Штанина намокла кровью, но не чувствует, слишком зол.
— …Как сосиска со сдобной булочкой, да? Как Земля с Луной, как штепсель с розеткой, как кот с Куклачевым…
Фш-ш-ш-ух, фшух, фшух, фшух!!!
— …Как Энгельс с Марксом, как «камаз» с прицепом, как муж и жена…
Вот это я зря сказал! Не по «понятиям», в нарушение всех пацанских традиций, из которых Паша так и не вырос. Амазонки захохотали, здоровяк втянул со свистом воздух — не поверил ушам, наверное. Выдохнул и прыгнул. С места.
Снес меня как ураган — пушинку. Как Тайсон — боксера-перворазрядника, как бордосский дог — эрдельтерьера… да нафиг эти сравнения! Тем более что, шутки кончились. Упал я крайне жестко, на спину, а Паша удержался на ногах. Спортсмен, однако! Прижал меня ступней сорок шестого размера и весом в полтора центнера, вдохнул опять поглубже, замахнулся топором…
…Время снова остановилось. Как с тигром. Возле Пашиной фигуры возникла вторая картинка: белоснежная пустыня и ведра. Красное — чуть в стороне, дотянуться трудно, но если захотеть… схватить невидимыми руками, наклонить над ведерком с надписью «сила»… Есть! Содержимое полилось, переполнило тару, а остаток я опрокинул в «ловкость». Отпустил ведро, и вторая картинка исчезла.
Остались здоровяк и падающий топор — плюс неведомая, распирающая меня энергия. Заорал и вскинул хопеш навстречу смерти.
Хр-р-р-р-р-р-рясь!!!
Слабенький блок, тут и не фехтовальщику ясно: тесаком, с одной руки против тяжелой секиры. Топор был просто обязан его снести — но не снес. Завис надо мной, уперевшись в бронзовый серп.
— Епта! — снова удивился экс-коллектор, размахнулся заново.
Ждать я не стал — толкнул противника в колено, что-то хрустнуло, тот попятился, вытаращил глаза, а хопеш полоснул его по второй ноге. Разрубил штанину и плоть на бедре. Вскочил я одним движением, будто подбросило, махнул тесаком, еще раз, еще. Паша всё пятился, собирался с силами, рубанул, наконец, с обеих рук.
Уклоняться я тоже не стал — ударил сбоку и отсек противнику кисть.
Выпал топор. Экс-коллектор рухнул на задницу, кровь захлестала пульсирующими толчками — очень темная, ненатуральная с виду. Залила моментально щебенку и всё вокруг.
Кровь пришлого, кровь героя.
— Ну, вот и всё, — сообщил я Паше и взялся за рукоять тесака покрепче. — Как ты хотел, братан, так и вышло. Теперь умри.
Глава 16
Умолять он не стал — или просто, одурел от боли. Глядел, как кровавый серп возносится над головой, пальцы левой руки сдавили правое запястье, пытались удержать сбегающую жизнь.