Остров Paradizo
Шрифт:
– Продолжай, Питер, – улыбнувшись, сказала Джин.
– Человек, который дал нам работу, сейчас в Висмаре. Если он достанется Интерполу, его никогда не посадят, никакого наказания не последует. Так было много раз: исполнителей сажают, но руководителей освобождают по программе защиты свидетелей. Они живут долгой и счастливой жизнью, причем под охраной полиции.
– Где именно? – спросила Джин так, будто голосом сверлила череп Уайту.
– Лесопилка «Одинокое дерево». Его зовут Роутэг. Прошу, не дай своим коллегам выйти на мою семью, не дай моим детям узнать, как я зарабатывал для них деньги… – взмолился Уайт, начиная плакать.
– Хорошо, – сказала Джин невозмутимым голосом и вышла из комнаты для допросов.
В этот момент как раз подошли сотрудники Интерпола.
– Вы очень долго добираетесь, – ехидно заметила Джин и, указав на дверь, добавила: – Они ваши.
После этого Джин не раздумывая вышла из участка и села в свою машину, минуя коллег и отмахиваясь от их вопросов. Ничего не может вывести холодную, жестокую, бесчувственную Джин из себя. Ничего, кроме безнаказанности. В ее глазах проступили слезы гнева, подобные тем, что капали, когда она убивала Гертруду. Джин решила для себя: «Роутэг умрет».
От Берлина до Висмара три часа пути. Но это на машине, а Джин, казалось, летела словно пуля, преодолевая расстояние по бездорожью и встречной полосе. Она была в Висмаре в детстве и прекрасно помнила дорогу. Это было так давно, что любой человек бы уже забыл, но не Джин. Все, что хоть как-то связано с ее семьей, хранится на особой полке в ее памяти. Джин вспомнила, как она гуляла по рыночной площади этого уютного маленького городка. Мама рассказывала об известном памятнике архитектуры, который называется «Старый Швед». Ей тогда было все это очень интересно…
Но сейчас это была лишь мимолетная мысль. Джин прибыла на место раньше коллег из Интерпола, наверняка даже раньше, чем они узнали о том, что она здесь, ведь Джин отключила радар в машине, уверенная, что ее попытаются отследить. Ее план был таким же, как обычно. – делать все быстро, заметать следы и врать в отчетах. Она постоянно превышала полномочия, избивала и убивала преступников, если считала это нужным. И всегда спрашивала себя: «Cтыдно ли тебе, Джин Остин?», каждый раз отвечая: «Нет». Генрих мертв, но обещание осталось. Джин решила, что грех – то, за что ей стыдно, а стыдно ей еще ни разу не было, а потому обещание она выполняет.
Она зашла в здание заброшенной лесопилки c пистолетом наготове и быстро оценила ситуацию, догадалась, что Роутэг находится в подвале, ведь следы от входа ведут к люку. Открыв крышку, она была слегка ослеплена противным светом, который обычно горит в кабинете стоматолога или хирурга, и учуяла тот самый навязчивый запах спирта.
В глубь люка ведет лестница, но Джин оценивает расстояние и решает спрыгнуть. Дальнейшие события происходят очень быстро: прыжок, свет со всех сторон; не успевая даже разглядеть человека перед собой, ослепленная Джин нажимает на курок, целясь в ноги, стреляет два раза и, как всегда, попадает в цель. Она стреляет так, когда не собирается оставлять человека в живых, и попадает, даже если стреляет вслепую. Коллеги называют это «молнией Остин». Стрельба по обоим коленам. Ужасно больно и выводит любого человека из строя. Слыша крик, Джин подходит к упавшему и, все еще ослепленная, бьет прямо подошвой по лицу убийцы. Не в силах более сопротивляться, он падает и уже не может встать. Джин слышит его слабое, хриплое дыхание. Она привыкает к свету и рассматривает тело седого худощавого европейца, с иссеченным морщинами лицом, так, будто снова смотрит на Гертруду.
– Что ты можешь сказать перед смертью, Роутэг? – спрашивает она, почти смеясь и при этом наставив дуло пистолета на тело мужчины.
– Ты красивый, – тихо отвечает он, выплевывая кровь.
– Эй, я девушка вообще-то, – кокетливым голосом замечает Джин.
– Ты ангел смерти… – начал он откашливаясь. – Эхидна под личиной Афродиты.
– Ой, таких комплиментов мне еще не делали, – теперь уже рассмеявшись в полную силу, ответила Джин.
– Ты спрашивала, что я хочу сказать перед смертью? – из последних сил спросил Роутэг.
– Ага, – подтвердила Джин.
– Деньги не пахнут.
Джин плавно нажала на курок, и раздался звук выстрела. Тихий предсмертный хрип Роутэга прекратился. Воцарилась тишина, которая возникает каждый раз, когда Джин убивает очередного ублюдка. Она смотрит в его глаза – они уже не выражают ни злости, ни самоуверенности, теперь они наполнены смиренной смертью.
Как по приказу, именно в этот момент входят ее коллеги вместе с сотрудниками Интерпола. Они знают, что от этого человека зависело все дело. Ее сразу же заковывают в наручники, ведут в машину, куда она сажала преступников, еще будучи новичком в детективном отделе. Оказавшись в машине, Джин, совершенно не чувствуя вины, не обращая внимания на то, что она стала преступником, спрашивает: «Почему вы так быстро»?
Суд. Ее отстранили от службы и приговорили к десяти годам тюрьмы. В процессе это квалифицировали как «агрессивное сопротивление федеральному расследованию, противодействие мировому порядку и безопасности».
Джин должна была сгнить в тюрьме, но в последний момент к ней подошли неизвестные люди и сказали, что за особые заслуги перед Германией Джин заменили наказание почетной пенсией. На самом же деле десятью годами домашнего ареста под постоянным присмотром полиции в так называемой специальной квартире в Берлине. Это оказалось еще хуже тюрьмы…
Джин все думала впоследствии: «За какие именно заслуги ее так почетно отправили на пенсию: за убийство преступников до суда или насилие при допросах?» Вероятно, ее капитан просто испугался, как обычно. Ведь даже в тюрьме Джин Остин опасная для всех, и лучше ее не злить…
Прошло три года. Джин исхудала, побледнела и утратила тягу к жизни. Она до сих пор не раскаялась в содеянном, хотя ее тюремщица – Роуз Шнайдер, тучная немка сорока лет с тирольской косичкой и вечным запахом пива изо рта – каждый день предлагала Джин сделать это.
Джин страшно смотреть на себя в зеркало, ведь она видит там мертвеца – белокурого зомби со впалыми щеками и глазами, которые на фоне худого лица выглядят неприлично большими.
«А когда-то тебя сравнивали с Дианой Крюгер, помнишь?» – сказала она вслух самой себе, все же рискнув взглянуть на свое отражение в зеркале, которое висело в крохотной разваливающейся ванной комнате. Немного постояв там и посмотрев на себя, Джин с отвращением цокнула и пошла обратно в комнату. Кстати, о комнате.