Остров пропавших девушек
Шрифт:
Когда ей наливают бокал шампанского, она поворачивается к Джемме и окидывает ее оценивающим взглядом. Но не стервозным, а дружелюбно-нейтральным.
— Мне нравятся твои волосы, — говорит она.
— Спасибо, — благодарит Джемма, — у меня бабушка с Барбадоса. Но мне всегда хотелось волосы как у тебя.
Волосам соседки действительно можно только позавидовать — гладким, прямым, чуть завивающимся на кончиках, как у русалки.
Сара встает и уходит. Вслед за ней буквально через пару секунд выходит и мужик с резиновой шапочкой для душа на голове. Но ведь вечеринка еще не подошла к концу, правда?
— Нет-нет, — отвечает ее новая подруга, — у тебя совершенно особенные волосы. Если добавишь еще несколько золотистых прядок, будет просто обалдеть.
— Отличная мысль, Мелани, — отзывается на это Татьяна, — надо будет над этим подумать. Правильно я говорю, Джулия?
Услышав свое имя, та тут же поворачивается и переспрашивает:
— Что?
— Волосы Джеммы. Мелани считает, что Джемме лучше мелировать их золотистыми прядками.
— Слушай, а ведь правда! — восклицает Джулия. — Отличный план. А если еще осветлить их в целом на пару тонов, получится просто бесподобно. Тебе очень пойдет блонд, с твоим цветом кожи. Сочетания цветов, которых не существует в природе, могут быть очень привлекательными.
— Может, светло-каштановый? — спрашивает Татьяна. — Чтобы на фоне золотистые прядки выглядели еще ярче?
— Идеально! — говорит Джулия. — Тогда забронирую мастера на завтра. — И отворачивается обратно.
Джемма немного растеряна. Она с семи лет запретила маме принимать за нее решения во всем, что касается внешности. Но эти дамы заботятся о ее карьере. Они — эксперты. Это другое.
Но как объяснить маме. И той захочется узнать, откуда у нее на это деньги. «Ладно, скажу, что волосы мне покрасила Наз. Мама в жизни не отличит работу профессионального мастера. А Наз не будет возражать, она умеет импровизировать».
[22] Коктейль из кашасы, лайма, льда и тростникового сахара.
Остров
Август 1985 года
27
Слыша голос Татьяны, Мерседес понимает, что та уже встала. И уже что-то клянчит.
— Но почему, пап? Замок — полный отстой. Там смертельно скучно, абсолютно нечем заняться. Ну почему, почему я должна там остаться? Эта чертова посудина и так без конца стоит на приколе, а стоит тебе наконец-то куда-то отправиться, ты меня выгоняешь.
— Поездка только для мальчиков, милая моя, и ты это хорошо знаешь.
— Для мальчиков, для мальчиков. Я тебя умоляю, они же все — дряхлые старики.
— Это еще один повод не болтаться тебе с ними рядом, — говорит он.
— Но... Ну, пап, пожалуйста. Я все равно почти как мальчишка.
— Ну не скажи, — отвечает он.
Они выходят на свет. Отец в хлопковых шортах в клетку, мешком свисающих до самых колен, и белом махровом халате, достаточно большом, чтобы сшить из него теплое зимнее одеяло. Дочь умоляюще висит у него на руке, как обычно прижимаясь к ней грудью.
Завидев Мерседес, Татьяна тотчас прерывает свой монолог:
— А, это ты... Давно здесь?
— С девяти, — отвечает та.
Как и каждое утро. Так указано в ее контракте. С девяти и пока не скажут «свободна». Первый
Татьяна выпускает отцовскую руку, подходит к столу и хватает с тарелки Мерседес сфольятеллу [23]. Как будто хочет на что-то этим намекнуть. Буравит Мерседес властным взглядом, вгрызаясь в выпечку.
С тяжелым вздохом, вызывающим ассоциации с гидравлическим насосом, Мэтью опускается на шезлонг, жалобно скрипнувший под его весом.
— Деточка, это ведь всего на две ночи.
— Ага, две ночи в аду, — трагичным голосом отвечает Татьяна, бросает недоеденный пирожок обратно на тарелку Мерседес, совершает два широких шага и плюхается отцу на колени. — Пап, ну, пожалуйста! — Потом обнимает за шею и зарывается носом в складки его подбородка.
Мэтью выглядит таким довольным, будто выиграл приз. Мерседес становится неуютно. Она никогда не знает, куда деть взгляд, когда они себя так ведут. Она уже не помнит, как сидела на коленях у Серджио, так как этого не случалось с тех пор, как ей исполнилось семь. Поэтому от вида этой девочки-подростка, которая прижимается к Мэтью Миду, как ненасытный щенок, ее немного тошнит. Это ощущение сложно объяснить, но, когда такое происходит, Мерседес хочется оказаться в другом месте.
Мэтью мягко отталкивает от себя дочь, ссаживает ее с колен, шлепает по попе и упирает в свои широко расставленные бедра толстые, короткие руки.
— Так, — говорит он. — Мне надо сделать пару звонков. Ни минуты покоя. Так что ступай собирать вещи. Машина будет через четыре часа.
С тем же пугающим вздохом он с трудом поднимается. Неспешно идет в кают-компанию, двигая багровыми ногами в шлепках. Татьяна с неприкрытым изумлением смотрит ему вслед.
Вдруг Мид останавливается, поворачивается и говорит:
— А ты, Мерси, собрала вещи?
Она подпрыгивает. Вопросительно указывает на себя пальцем.
— А что, на этой яхте есть еще какая-то Мерси? — спрашивает он.
«Да нет», — думает она. И тем не менее.
— Вы хотите, чтобы я тоже поехала в замок?
— Ну да-а! — тянет Татьяна.
— Но я...
— Что «я»? — надуто спрашивает Татьяна.
Мерседес не знает, что ей ответить.
Татьяна поджимает губы.
— Отлично, ничего не скажешь. Просто отлично.
— Нет! Нет! Просто вы мне ничего не говорили, вот и все! Я не думала, что меня тоже пригласили. Я не предупредила родителей! Я не могу вот так взять и…
— Если ты беспокоишься по поводу el duqa, — произносит Мэтью, каким-то образом оскверняя этот титул своим языком, — не стоит. Джанкарло разрешит все, что я захочу.